Дневник семнадцатого года

Передо мною лежат два школьных дневника. Один – моей дочери, ученицы второго класса средней школы № 21, другой – Николая Чапковича, ученика шестого класса... Бобруйской мужской гимназии... Удивительно, насколько похожи и в то же время совершенно различны эти два обыкновенных школьных дневника, записи в которых разделяет во времени... ни много ни мало – восемьдесят лет…

Именно в том далеком революционном семнадцатом году сел за школьную, а точнее гимназическую, парту обладатель этого старого дневника. Ветхая обложка, полуистертые записи... Оказывается, этот "дневник для записывания уроков" был одобрен самим ученым комитетом Министерства народного просвещения для употребления во всех учебных заведениях. А также сей дневник включен в каталог учебных пособий. Отпечатан не где-нибудь, а в самой престольной Москве, в "типо-литографии т-ва И. Н. Кушнеров и К°", что на Пименовской улице. Уж и не знаю, что помещается ныне в здании бывшей московской типографии, но, несомненно, что восемьдесят лет назад "Кушнеров и К°” были своеобразными монополистами школьного дела на территории всей тогда еще Российской империи. Об этом свидетельствует пометка, что "за перепечатание "дневника", хотя бы и с изменениями, виновные будут преследуемы (за контрафакцию) согласно статьям... о наказаниях”.

Итак, согласно ранее существовавшим требованиям бобруйские гимназисты никак не могли учиться по дневникам, отпечатанным, скажем, в местной бобруйской типографии.

Также, как и у нынешних школяров, за титульным листом мы находим указания по ведению дневника, порядок записей в нем. Однако следует признать, что за прошедшие восемьдесят лет эти требования и правила стали гораздо короче и менее подробны. И все же пункты касательно замечаний классного наставника, "вырывания листов и неопрятного содержания" дневника остались неизменными.

Напечатанные "правила для учеников гимназий и прогимназий" давали рекомендации и предписания относительно учения, отношения к начальникам и наставникам, обязанностей учеников друг к другу, а также предусматривался "образ жизни приходящих учеников". Ученикам "безусловно и строжайше" воспрещалось посещать маскарады, клубы, трактиры, кофейни и другие подобные заведения и всякого рода увеселительные места... а также употреблять крепкие напитки и курить табак, "где бы то ни было". Среди публичных мест, посещение которых поощрялось гимназическим начальством, мы находим театр. Здесь же, в дневнике, напечатаны и своеобразные "гимназические" билеты для посещения театра.

Отводилась в дневнике страница и для... отметки о причастии учащимся Святых Тайн, о чем свидетельствует роспись настоятеля местной церкви.

В дневнике мы находим также записи, регламентирующие дежурство по классу, проживание на частных "ученических квартирах” и многое другое. "Извлечение из устава гимназий и прогимназий предписывало гимназистам носить блузу из серого сукна или шерсти с низким стоячим воротником. Пальто – серого сукна, офицерского покроя, с посеребренными пуговицами и петлицами... Предусматривался также черный галстук, фуражка. Для торжественных случаев и ношения в обществе для низших классов требовался полукафтан из темно-синего сукна однобортный, застегивающийся на 9 серебряных пуговиц, со стоячим воротником, с серебряным галуном.

Летом – парусиновые блузы с черным кушаком, шаровары и белые фуражки, в дождь – гуттаперчевые плащи с капюшонами.

Оговаривались и случаи выезда за границу, когда нужно было иметь "партикулярное платье". А вот ношение студенческих "тужурок", именуемых полупальто, категорически воспрещалось.

По всему видно, гимназическая дисциплина была строга.

Теперь же остановимся на самих записях в дневнике. Первая запись сделана 2 октября 1917 года. Учитывая разбежку в тринадцать дней по старому и новому стилю, видим, что учащийся Бобруйской мужской гимназии Н. Чапкович в далеком семнадцатом году приступил к занятиям гораздо позже, чем нынешние школьники.

Вчитываюсь в записи, сделанные нетвердой детской рукой почти сто лет назад... В расписании уроков – история и рисование, русский, французский и немецкий языки, природоведение, география, арифметика и Закон Божий. Гимназисты, как и нынешние школьники, проходили когда-то сокращение дробей, учили наизусть басни Крылова. В графе заданий по русскому читаем: "Волк на псарне", "Зеркало и обезьяна", "Мартышка и очки", "Кот и повар" Крылова, "Гроза" Островского. По всему видно, интерес к классике не подвластен времени.

А вот с приоритетами в истории – дело совсем другое: когда-то усиленно учили жизнеописания Ивана III и Ивана IV (Грозного), Василия Шибанова, деяния Богдана Хмельницкого, считался особо важным исторический факт – убиение царевича Дмитрия. Отводилось немало времени изучению "Полтавского боя". Как видите, составляющих учебную программу волновали совсем другие события. Это уже сегодняшним школьникам есть что проходить, а тогда – истории было явно "поменьше". Кстати, и до самой Октябрьской революции еще тоже нужно было дожить...

День 25 октября (7 ноября) приходится на среду. В этот день у гимназиста Коли Чапковича по расписанию были рисование, французский и русский язык, Закон Божий. И день далеких петроградских событий не отличался бы от других для гимназиста Чапковича абсолютно ничем... если бы не двойка по арифметике, полученная уже на следующий день после великих октябрьских свершений. Учитывая, что двойка в этом дневнике – явление крайне редкое, можно предположить и некоторое влияние свершившихся событий... на успеваемость гимназиста.

Праздничными днями, судя по дневнику, считались раньше совсем другие даты: 2 ноября – польский праздник, 6 декабря – праздник Николая Чудотворца, а с 12 декабря начинались каникулы, рождественские праздники. К занятиям же приступили только 8 января уже следующего 1918 года. С 28 февраля по 4 марта отмечалась масленица. А сам учебный год завершался... уже к 15 апреля.

Вот и перелистана последняя дневниковая запись и тут... находка! Наш гимназист оказался еще и поэтом! В ознаменование окончания учебного года и на прощание со своими сотоварищами Н. Чапкович написал стихи. И называется сей вирш "Молитва учащихся – подражение Пушкина" (орфография оригинала): "Избави Бог ума такого как у Михаила Николаевича Шишкова, Плоткиной скромности, Казариновой томности..."

В этих стихах юный поэт сохранил для нас фамилии многих представителей гимназической среды города начала прошлого века. Среди них, между прочим, упоминается и "бренность" г-жи Ильинской (уже знакомой читателям по нашим прежним публикациям), а также фамилии владельцев гимназий Цвирко, Лазаревой, классных дам и педагогов.

Так, стихами, заканчивался очередной учебный год. Возможно, и последний учебный для его владельца. Учитывая происшедшие политические перемены, вполне вероятно, что Н. Чапковичу уже больше не пришлось сесть за ученическую скамью. И тут, листая дневник, – еще одна находка! Жирным почерком, явно не придерживаясь правил чистописания и каллиграфии, сделаны уже, возможно, другой рукой следующие записи, напоминающие нам о всем известных исторических событиях:

Свержение Самодержавия — 1917 г. февраля месяца.

Власть Керенского — с февраля 1917 г. по 25 октября 1917 года.

25 октября 1917 года — Власть Советов.

Гражданская война — 1919 г. – по 1922 г.

Сегодня мы не можем знать точно, кто же сделал эти последние записи в старом ученическом дневнике. Этот документ интересен нам тем, что в нем — история глазами современника тех далеких событий.

И кто знает, может, и мне стоит сохранить дневники дочери. Возможно, и они когда-нибудь будут представлять интерес уже для других поколений.

Галина ЧИРУК