Арсения Амосовича Пискунова мы встретили на краю деревни Крапивка во время проведения туристических соревнований. Мужчина стал рассказывать юным исследователям и журналистам, откуда здесь могила неизвестного солдата, которой заинтересовалась молодежь.
Оказалось, ухоженная могила появилась благодаря отцу этого мужчины — Амосу Игнатовичу Пискунову, ветерану войны. Немного позже мы заглянули к нему в гости.
Мужчина слеп и малоподвижен, но память его хранит многие детали.
— Я родился в деревне Селибка Химовского сельсовета 1 июля 1924 года, — рассказывает Амос Игнатович. — Учился в начальной школе в Бабино, с пятого класса перешел в химовскую школу.
Амос Игнатович Пискунов имеет награды: медаль «За отвагу», медаль «За взятие Кенигсберга», медаль «За Победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941–1945 г.», орден Красного Знамени, орден Отечественной войны II степени, медаль Жукова и юбилейные награды.
О войне я узнал, когда на каникулах работал в Шараевщине, где заготавливали торф для электростанции. Особо и не верилось, что война началась…
В 1943 году, передавая военнопленным хлеб, я попался. Меня посадили в пересыльный лагерь на Форштадте. Оттуда нас вывезли по направлению Паричей по глусскому шоссе до разъезда Черный Брод и высадили в лесу, где мы переночевали в каких-то немецких бункерах. Утром нас построили и погнали пешком до Озаричей.
* * *
Судьбой своего прадедушки интересовалась Мария Пискунова. Пару лет назад, когда училась в технологическом профессионально-техническом колледже, девушка написала сочинение о нем. Мы использовали отрывки из собранного ею материала:
«В лагере смерти мой прадед пробыл недолго. Его и еще нескольких здоровых мужчин переправили на Птичь, копать траншеи и окопы».
— Нас поселили в полуразрушенных сараях, которые остались от деревни, — рассказывает Амос Игнатович. — Как придешь с работы мокрый, разуешься, выкрутишь портянки, чтоб трошки подсохли, а огня раскладывать нам не разрешали. Ели кормовые бураки, иногда охранники давали нам подливки с полевой кухни — немцы погибали, и оставалась лишняя еда. Так работали зиму и до апреля.
Потом патруль сказал, что нас отправят в Германию. Я ехать туда боялся и подговорил друга Володю утекать. Мы собрали, что было, и пошли к краю поселения, где сарай девчачий, будто девчат проведать. И тут патруль от них выходит, крикнул на нас. А мы ласково подошли, попросились, вроде как с девчатами пообщаться. Патруль разрешил. Как только он скрылся в бараках, мы за дом и через железную дорогу в лес побежали. И тут слышим — овчарка за нами. Но повезло — в лес патруль заходить не решился и собаку отозвал.
А мы забрались в гущар, наломали еловых лап и устроились на ночлег. Страшно было, звуки разные в лесу. А с утра пошли по болотам. Конца края им не было, куда идти — непонятно. Тогда я влез на елку высокую и увидел дымок. Решили идти в ту сторону. Так выбрались из болот на поле, а через несколько километров заметили в лесу шалаши. Подошли, а там одна старушка. Говорит, все в лес ушли, думали, полицаи идут. Мы объяснили, кто мы, и тут из леса вышли девчата и женщины, наверное, старушка знак им подала. Они указали нам дорогу к Березине.
Через некоторое время мы вышли к деревне Доманово. Хотели переправиться на другую сторону Березины. Я-то умел плавать, а Володя — нет. Тут нас обнаружили партизаны. Они перевезли нас в лодке на ту сторону и оставили на берегу, дав сухарей. К рассвету мы добрались до деревни Ступени. Володя остался там у тетки, а я пошел дальше.
У железной дороги спрятался в густой верхушке вывернутой сосны. И вдруг смотрю — по стежке овчарка бежит. И два немца следом за ней. Я притаился. Когда они прошли подальше, я за свои шмотки и — в лес.
Прождал до темноты, железную дорогу переходить было очень опасно. Решил — что бог даст. Перешел благополучно. К утру вышел между Савичами и Бабино. Тут мне места знакомые были. Добрался до Селибки, прячась от немцев и передвигаясь по ночам. В моей деревне были враги, и я решил идти к тетке, которая жила в отдалении. Прожил у нее на чердаке среди веников неделю. Когда немцы отступили, мама забрала меня домой.
* * *
— В июне 44-го, после освобождения Бобруйска, меня мобилизовали в армию, — продолжает рассказ ветеран. — Служил я в 182-м саперном батальоне сапером разведки до июня 45-го. Занимались разминированием, сохранением мостов, исследовали, где можно пройти войскам, составляли карты местности. Бывало, встречались с немецкой разведкой и — расходились в разные стороны. Не было смысла открывать огонь, ведь помочь ни нам, ни им было некому.
«Мой прадедушка, — пишет в своем сочинении Мария, — участвовал в Восточно-Прусской операции. Ходил в разведку. Он рассказывал, как накануне наступления на Кенигсберг отправили в разведку 22 человека, а вернулись всего трое, вместе с ним. Они тогда взяли «языка» и узнали важную информацию. Ведь возвращаться без разведданных было нельзя. Такой приказ».
— Когда начальство первый раз представляло меня к награждению орденом Красного Знамени, пришел ответ, что своими действиями я искупил вину за то, что работал на немцев в оккупации. Но дали медаль «За отвагу».
«Орден Красного Знамени мой прадедушка все-таки получил — за важные данные о расположении противника, которые ему удалось добыть. Победу он встретил на Куршской косе».
* * *
В военном билете Амоса Игнатовича значится: с июня 1945 по июнь 1946-го служил курсантом в 326-м гарнизонном ветеринарном лазарете. Затем — в 137-м отдельном батальоне связи кузнецом. Уволен в запас в марте 1947-го.
«Домой прадедушка, к счастью, вернулся без ранений. Устроился работать в колхоз и женился на моей прабабушке Марии Макаровне. Несколько раз менял места работы, подыскивая, где можно больше заработать. Постепенно они отстроили дом и завели хозяйство. Двадцать лет работал прадедушка на тарном заводе, лет десять, уже на пенсии, — кочегаром на асфальтовом заводе. За добросовестный труд он награжден медалью «Ветеран труда».
Мы уточнили у Амоса Игнатовича про могилу неизвестного солдата. Где-то в 75-м году он обнаружил у дома останки воина:
— Вдоль хуторка тянулась речушка. В этом месте наши во время войны держали оборону Бобруйска. Я решил покопаться и нашел котелок, флягу и кости. По одежде определил, что это был наш солдат. А дальше копать сын запретил: мол, еще наткнешься на гранату... Что нашли, то перезахоронили. Сыновья помогли огородить.
У Амоса Игнатовича и Марии Макаровны было четверо сыновей: Александр, Арсений, Федор и Анатолий. Первенец умер в младенчестве. Федор до пенсии не дожил. Александр и Арсений работают на «Бобруйскагромаше». Марию Макаровну проводили в последний путь в 2010 году. Жизнь Амоса Игнатовича согревают три внучки, два внука, три правнучки и два правнука.
Екатерина ДАНИЛЬЧЕНКО
Фото Виктора ШЕЙКИНА и из архива семьи
