Предыстория интервью такая: в СШ №27 на вечере выпускников встретились бывшие ученики военного класса 2003 года выпуска. Вообще-то СШ №27 им. Веры Хоружей по количеству выпускников, поступивших в Военную академию РБ уже который год лидирует среди школ страны, но речь не про офицеров. Среди тех, кто испортил процент поступаемости в академию в 2003-м, есть строители, менеджер по продажам, но самая интересная профессия у Романа Костюкевича. Он работает — ни много ни мало — пилотом. Если точнее, вторым летчиком грузового самолета в компании ОАО «Трансавиаэкспорт». О своем пути в профессию он согласился рассказать корреспонденту «Коммерческого».
— Как выбрал профессию? С чего все началось?
— Сначала я попал в аэроклуб. Отец сказал, что набирают группу: «Хочешь попробовать?» Я прошел медкомиссию, начал заниматься, мне понравилось. А уж когда летать начали…
— Как думаешь, многие подростки мечтают о профессии летчика?
— Даже не знаю… Если себя вспоминать в подростковом возрасте, то из моего круга общения, может быть, каждый пятый… Про современных ничего не скажу. Большинство людей просто не знают, что надо сделать, чтобы стать летчиком — куда обращаться, где учиться.
— Расскажи, как ты поступал в Ульяновское высшее авиационное училище гражданской авиации?
— Ехать в Ульяновск не надо было, в Минске есть авиационно-технический колледж, который посылает в Ульяновское училище заявки на обучение белорусов. В 2003-м, когда я сдавал вступительные, было подано 25 заявлений на пять вакансий. Но после медкомиссии осталось шесть человек на пять мест. В Ульяновск со мной первый раз съездил отец. Ему самому хотелось посмотреть на город, на училище. Он сам когда-то мечтал быть летчиком, но по здоровью не прошел.
— Учиться было тяжело?
— Если сравнивать мой институт и гражданский технический — то очень похоже. Все те же предметы идут, плюс те, что касаются авиации. Аэродинамика, авиационные правила, даже азбуку Морзе сдавали. Практическое обучение начинается с третьего курса. Сначала дают маленький самолет, ЯК-18, а в дальнейшем мы летали на самолетах побольше, таких, как АН-26. Если ты хочешь летать, то ничего сложного в обучении нет.
— Твои товарищи по учебе тоже имели за плечами аэроклуб?
— Нет, не все. У россиян и казахов, у всех, с кем я учился, родители связаны с авиацией. Либо отец пилот, либо штурман, либо работает в аэропорту.
— Какие требования к здоровью летчиков? Случалось ли кому-нибудь бросать учебу из-за ухудшения здоровья?
— Насколько я знаю, отсеиваются в основном из-за проблем с глазами и сердцем. На момент приема в училище человек должен быть абсолютно здоров. Перед началом учебы я прошел медкомиссию два раза: в Беларуси и в Ульяновске. Очень строгий контроль, потому что если во время учебы ухудшится здоровье, к медкомиссии возникнет много вопросов. Был случай во время учебы с одним парнем-отличником. Он постоянно учил, причем ночами, при слабом освещении. Это его и сгубило — начало падать зрение, его отчислили.
— А почему девушек не берут в летчики?
— Сейчас уже берут. Я поддерживаю связь с товарищами в Ульяновске, и они говорят, что последние года два начали принимать и девушек.
— Сложнее учиться или работать?
— Летчик учится всегда. Начинает учиться в институте и при поступлении на работу учеба не прекращается. Каждый полет привносит свое. Различные условия полета — облачность, посадка с боковым ветром — заставляют каждый раз решать новую задачу. Смотрю, как командир работает, учусь у него. В авиакомпанию приходят сообщения о произошедших авиакатастрофах, эти случаи с экипажем разбираются, выясняется, как можно было обойти ситуацию.
— Есть ли проблемы с трудоустройством после училища?
— У нас было обязательное распределение на два года в Беларусь, например, в РУП «Авиакомпания Гродно» или в ГП «Авиакомпания Гомельавиа». Однако я написал письмо в ОАО «Трансавиаэкспорт», и мою кандидатуру приняли. Все студенты из Беларуси, кто со мной оканчивал, нашли работу.
— В каких странах побывал за эти три года?
— Арабские Эмираты, Афганистан, немного по Европе полетали. В этом году еще в Южной Америке. Но в основном Африка.
— А удается хоть немного побыть туристом в странах, в которых приземляетесь?
— Отдых зависит от готовности груза, времени оформления документов. Так что три-четыре дня сидим в гостинице. А бывают и более длительные командировки, по месяцу, по два — когда надо делать вылеты с места. Если страна спокойная, то можно и погулять. В Уганде нас возили на экватор. Бетонная конструкция, надпись, «Уганда. Экватор»… ЮАР, даром, что там кимберлитовые трубки, очень бандитское место. Из машины в городе мы не выходили.
Вообще, незнакомая страна — это всегда интересно. Да, есть бедность, некоторые живут в полуземлянках. Однако не все африканцы предвзято относятся к белым. Хватает доброжелательно настроенных людей, которые готовы что-то показать, рассказать.
— На английском?
— Да, конечно. Радиообмен в воздухе тоже ведется на английском, переговоры по поставкам — на нем же. Хотя иногда можно встретить людей, которые владеют русским, в том же Афганистане. Даже в Анголе, например, нам встретился человек, который окончил российский вуз.
— Как ты думаешь, у тебя опасная профессия?
— Нет, я так не считаю. Сейчас так много систем безопасности, что аварии маловероятны. Больше шансов попасть под машину, чем в авиакатастрофу.
— То, что ты летчик, тебе помогает в общении с девушками?
— Ну, я же не прихожу и не говорю с порога, что я — летчик. Да, конечно мне это в плюс, потому что профессия довольно редкая, гражданских летчиков в Беларуси единицы.
Анна ЛАПИЦКАЯ
Фото из архива Романа КОСТЮКЕВИЧА
