Эту историю рассказал могилевчанин Николай Васильевич Тюльманков в 2000-х, когда собирался материал для книги «История могилевского еврейства. Документы и люди» (составители Александр Литин и Ида Шендерович). Она врезалась в память, как история любви, которая помогла выжить.
Сегодня уже нет в живых героев этой трогательной и героической истории – истории самопожертвования для спасения любимого человека в годы Великой Отечественной войны. Больше 20 лет тому Николай Васильевич Тюльманков рассказывал ее про себя и свою жену, которая была еврейкой…
Софья Соломоновна Шейнина родом из деревни Самотевичи Костюковичского района Могилевской области. В Могилеве в 20-х годах прошлого века она преподавала химию в школе и подрабатывала в школе фабрично-заводского обучения (ФЗО), руководила художественной самодеятельностью. Там познакомилась с Николаем Тюльманковым.
– Я ее полюбил, она – меня. Жили мы хорошо. И отношения у нас были очень хорошие, – вспоминал он спустя десятилетия.
В 1930-х у главы семьи удачно складывалась карьера:
– Работал я на швейной фабрике в механическом цеху. Одновременно был на комсомольской и партийной работе. Когда состоялись выборы, избрали меня в ЦК комсомола Беларуси, и мы с женой и детьми переехали в Минск. Дали нам квартиру. Сначала я был зав. отделом рабочей молодежи, потом была работа в издательстве молодежных газет.
А перед войной Николая Васильевича Тюльманкова отправили учиться в школу КГБ в Могилеве. Жена и двое детей остались в Минске. После 22 июня 1941 года курсанты рвались домой, чтобы помочь семьям эвакуироваться. Им пообещали, что они будут вывезены. Так это или нет, возможности узнать не было: Минск оккупировали. Курсантов школы КГБ отправили в армию, снабдив фиктивными документами.
– Я взял фамилию своих родственников – Корбут. Согласно справке я был выпущен из исправительной колонии. Родом из Нижнего Новгорода. Сидел за контрреволюционную деятельность. По легенде, я решил после отсидки в Нижний не возвращаться, а остаться в Могилеве, – рассказывал Николай Васильевич.
Во время боев на Буйничском поле он попал в плен – солдат держали на территории, огороженной колючей проволокой, деревни Германовичи в 20 км от Могилева. На третьи сутки несколько человек пленных, в том числе и Николай Тюльманков, решили бежать: проползли под проволокой – и в лес. Побег обнаружили, но сбежавшим удалось скрыться.
– Первым делом решил узнать, что с семьей. Пешком пошел в Минск. По дороге не раз останавливали немцы, но справка выручала: по спине похлопают и отпустят. В Минске пошел в свою квартиру – а там чужие люди. Сказали, что мою семью забрали в гетто. Что делать?
Недалеко от Комаровки жил шофер Садовский, который работал в издательстве вместе с Николаем Васильевичем. Его жена пообещала помочь спасти семью: сходила к немцам с уверениями в том, что Софья с детьми попала в гетто по ошибке. В знак благодарности отдала бутылку самогонки. Софью с детьми – мальчику было 8 лет, девочке – 1 год – выпустили. А отца ее нет – он погиб в гетто.
Николай Тюльманков с женой и детьми вернулись в Могилев. Но оставаться в городе было опасно – все знали о национальности жены. Тогда семья решила перебраться в деревню Браково за Княжицами, где жила двоюродная сестра Николая Тюльманкова. Но и там было небезопасно – и для Софьи, и для сестры. В деревне Черноручье нужен был кузнец. Николай Тюльманков окончил когда-то ремесленное училище и хорошо знал кузнечное и слесарное дело.
– Нельзя сказать, что это было совсем безопасное место, я всегда был начеку, – вспоминал жизнь под оккупацией Николай Васильевич.
Местная интеллигенция деревни периодически собиралась, обсуждала различные варианты поведения. Но когда в деревне убили местного старосту, стало понятно, что ее новым переселенцам тоже грозит опасность.
– Я собрал семью и перебрался в деревню Вабиц, а в Черноручье была облава, и многих расстреляли. Деревня Вабиц была совсем недалеко, всего пяти километрах, но расположена очень удобно: на границе двух районов – Шкловского и Круглянского. Я уже хорошо знал немецкую педантичность: они никогда не переходили в чужой район. И мы, если слышали, что немцы едут, то переходили в соседний Круглянский район через речку.
Николай Тюльманков сначала работал пастухом, а когда смастерил точило и зубильце, стал налаживать серпы и косы. Мастеровых людей тогда в деревнях практически не осталось, а землю обрабатывать как-то надо было – люди шли к нему, что и давало возможность семье выжить. Вот так и жили.
– Приходил ко мне человек, который представлялся комиссаром отряда, но довериться ему я не мог. Тем более что я хотел уйти в партизаны: сам выходил на контакт с ними. Меня они брали, а жену с детьми отказывались. А я никак не мог бросить свою Софу с детьми – я в этой ситуации оставался их последней надеждой, – объяснял свой поступок Николай Васильевич.
Но когда до освобождения осталось совсем немного, уже в 1944 году, кто-то все же выдал семью. Николая Васильевича и Софью поместили в тюрьму в Шклове, где они ждали своей участи два месяца. Его обвиняли в связи с партизанами, а ее – в том, что скрывала свою национальность. Велось следствие.
– Жену по легенде звали Соня Семеновна Корбут, а в жизни она была не очень похожа на еврейку. Дети оставались у хозяйки, где мы жили. Она не очень хорошо к ним относилась. Тогда деревня собрала собрание, и все решили, что они будут жить по очереди в каждой хате по неделе. Мы с женой по гроб жизни за это им обязаны, – рассказывал про пережитое Николай Васильевич.
С благодарностью за свою спасенную жизнь и спасенную жизнь жены он вспоминал и про следователя, который вел их дело. Он опрашивал детей и знакомых супружеской пары – никто из них не выдал узников. Следователь выписал справку, подтверждающую отсутствие улик.
После своего освобождения Николай Васильевич узнал, что немцы следователя расстреляли за попытку перейти к партизанам…
– Нам очень повезло: нас отпустили буквально за неделю до прихода наших, а всех остальных, кто сидел в тюрьме, расстреляли. Мы вернулись в освобожденный Могилев.
Уже после войны Николая Васильевича Тюльманкова исключили из партии за то, что он не выполнил задание, а «держался за юбку жены». Даже трудно представить, что он тогда пережил, но о своем поступке не сожалел, потому что был глубоко убежден, что именно его нахождение рядом с семьей и спасло жену и детей от смерти.
После войны много лет Софья Шейнина работала в Могилеве в школе учителем. Ей предлагали должность директора, но она отказалась, так как считала, что это не женское дело. Работала завучем в средней школе №8.
Расписались супруги перед выходом на заслуженный отдых.
– По правде, мы официально зарегистрированы не были, а оформили брак только, когда сын уже институт окончил. Да и то для того, чтобы без проблем оформить пенсию. Практически мы и так доказали свою верность друг другу за все годы нашей жизни. До войны гражданские браки были нормальным явлением и даже в чем-то престижны, – объяснялся Николай Васильевич.
Софья Шейнина-Тюльманкова умерла в 1976 году от инсульта...
Подготовила Галина Покровская. Фото автора, pixabay.com и предоставлено Идой Шендерович
