Дора делала революцию

Время вносит свои коррективы в то, что мы называем историей; заставляет по-иному смотреть на последствия прежних революционных переворотов и политических перемен. Изменяются взгляды, мнения, идеалы, развенчиваются прежние кумиры. И тем сложнее людям зрелого возраста, воспитанным на коммунистических идеалах, понять и принять нашу действительность...

История – это не просто отвлеченное понятие, это судьбы реальных людей, судьбы сложные, неоднозначные, порой противоречивые впрочем, как и само время, участниками событий которого довелось этим людям быть.

Сегодня мы предлагаем вам, уважаемые читатели, рассказ-воспоминание Миры Давидовны Золотиной о ее родителях: отце Пинхосе-Давиде Мееровиче Золотине и матери Доре Львовне Золотиной.

Прежде, чем начать этот рассказ, хотелось бы процитировать строки из книги «Память»: «Золотин Пинхос-Давид Меерович. Один из организаторов и руководителей комсомольской организации в Бобруйском уезде. Родился в 1898 г. в Бобруйске. По профессии столяр, член Коммунистического Союза Молодежи. Во время оккупации города поляками являлся председателем уездного комитета комсомола. В ночь на 4 мая 1920 года был арестован польской жандармерией и 7 мая расстрелян. Похоронен в братской могиле по ул. им. Крупской».

В книге «Память» комсомольцу Пине Золотину посвящается несколько страниц. А вышедшая в свет еще в тридцать пятом году книга И. Гершона так и называется «Комсомолец Пинька». Именем Золотина названа одна из улиц в районе Форштадта. О нем собран обширный материал, который хранится в Бобруйском краеведческом музее. И каждый желающий может сегодня ознакомиться с фактами и воспоминаниями о первом бобруйском комсомольце. Чего нельзя сказать о подробностях биографии его жены – Доры Львовны, сведений о которой мы не смогли найти в архиве музея. Возможно, некоторый свет на ее судьбу и трагическую гибель смогли бы пролить старые документы архивов НКВД, в застенках которого и прервалась ее жизнь в тридцать шестом...

Далекие годы, сложные трагические судьбы... И как такое могло случиться: муж, писавший жене перед смертью, что умирает «за идею социализма», и гибель его жены... в НКВД.

На многие вопросы Мира Давидовна и сегодня не может найти ответа... Но она твердо знает: ее отец и мать были очень честными, беспредельно преданными революции и партии людьми.

– Мои родители – это история нашего города, и в то же время — история революции. Отец боролся за революцию еще до семнадцатого года, а мать уже после его гибели стала продолжать дело своего мужа. Помнится, в семье рассказывали, что отец очень много читал. Мать же, напротив, была обычная малограмотная женщина. Выросшая в многодетной семье, она не имела возможности получить маломальское образование. Мои родители дружили с детства, как рассказывала мама, с тринадцати лет. А поженились, когда было им по двадцать. Это была очень большая любовь... Представьте, идет гражданская война, голод, разруха... А мама беременная, с животом, пробирается тайком в поезд, прячется там под лавкой, у нее не было денег на билет, — и все же едет к мужу на фронт, чтобы хоть несколько дней побыть рядом с любимым человеком...

Родители любили вместе гулять в окрестностях города. Отец говорил: «Посмотри, Дора, какая красивая вокруг природа... Почему мир не может принадлежать всем, а поделен на границы и страны, на богатых и бедных...» Видимо, рассказы отца проходили тогда мимо мамы. Как вспоминала потом она сама, ничего «политического» в ней не было. Она просто любила отца. К сожалению, им так мало довелось быть вместе...

В двадцатом году отца не стало. И мама, несмотря на свою безграмотность, десятимесячного ребенка на руках, решает во что бы то ни стало продолжать дело отца, как говорила она, «включается в революцию», – работает там, куда направляет партия. В 23-м году она едет учиться в Минск в партшколу. Это было единственное учебное заведение в ее жизни, учебу в котором ей так и не пришлось закончить из-за того, что я заболела скарлатиной.

Работала мама полировщицей на фанерном заводе, возглавляла местком. Потом – директором детского дома в Паричах. Позже, в начале тридцатых, работает заведующей магазином «Мать и дитя», который помещался в здании, где сейчас находится новый городской музей. Работала заведующей столовой в военной гостинице на углу Чонгарской и К. Маркса, возглавляла городской отдел здравоохранения, была директором Дома колхозника (возле рынка). Такое время было, простой малограмотной женщине доверяли ответственную работу. Этой работе она отдавала все свое время. Всей душой была – для людей. Беспокоилась обо всех, даже в ущерб своей семье. К этому времени она вторично вышла замуж, родилась моя сестра Клара. Помню, часто в наш дом мама приводила то какого-нибудь мальчишку-беспризорника, кормила, стирала вещи, заботилась о нем, то всю ночь на кухне утешала и давала советы женщине-горемыке, у которой не заладилась жизнь с мужем.

И все же, несмотря на мамину занятость, в нашей семье был святой день – 7 мая. Мама брала меня, и мы шли на могилу отца... Когда мама вторично вышла замуж, она оставила фамилию моего отца, своего первого мужа. Его имя, несмотря на присутствие отчима, было в доме святым. В большой комнате висел огромный портрет отца, подаренный нам комсомольской организацией города.

Мой отчим, Лазарь Давидович Фейнберг, был на семь лет моложе мамы... Они вместе работали на фанерном заводе, потом отчим руководил строительством театра.

А в тридцать шестом маму стали вызывать для бесед в горком партии. Обвиняли ее в том, что была... троцкисткой. А мама уверяла, что всегда была предана линии партии и Ленина. Она никак не мота понять, почему ей не верят. Помню такой эпизод: мама приехала навестить меня в Минск, когда я училась там в музыкальном училище. Неподалеку от училища находилась тюрьма. Вот мама и говорит: «Не могу себе представить, как можно в нашей советской тюрьме сидеть...» Само слово «советская» было для нее чем-то святым и необыкновенным.

В тридцать шестом она получила повестку в НКВД... Как рассказывала двоюродная сестра, что была в тот день рядом с мамой, она прежде, чем уйти, попрощалась с портретом отца, встала на стол, дотянулась до портрета, поцеловала со словами: иду, Пинька, к тебе. И ушла... У нас была надежда, что поговорят да отпустят... А вышло иначе. Как мне сказал уже потом в Минске один большой начальник НКВД, к которому чудом удалось пробиться, она повесилась в камере на второй день... По его словам, маму и не успели ни в чем обвинить, даже дела не завели... Но мы тогда ничего этого не знали и долго еще потом носили передачи...

Позже арестовали и отчима. Тогда забирали семьями. Удивляюсь до сих пор, почему меня не взяли. Отчим сидел сначала в Минске, потом в других тюрьмах еще три года, затем почти двадцать лет Магадана... И только в середине пятидесятых был реабилитирован.

Перед уходом в НКВД мама оставила нам письмо. Не сохранила я его. Мы тогда всего боялись... Мама писала, что ни в чем не виновата, была всю жизнь предана партии. И просила беречь свою дочь – меня. Считала, что у младшей есть отец, а значит, есть кому о ней позаботиться...

Кого сейчас обвинять? Конечно же, Сталина... Убивал самых лучших, самых честных и преданных коммунистов. Оставались посредственности. Это была трагедия. Он, Сталин, и загубил революцию, все идеи и мысли Ленина. Сейчас, спустя время, оценивая последующих руководителей страны, я по-прежнему остаюсь поклонницей Горбачева. И никогда не смогу простить Ельцину и другим, что разделили нашу страну... Если бы мама дожила до этого дня, она бы не поняла. Для нее это было бы страшно... Ведь мои родители так верили в социализм...

Времена меняются... И уже моя дочь не верит ни во что... Она по своей природе аполитична. Что, мол, твоя идея, что она кому дала? А я понимаю: идею загубили. И иначе думать не могу. Ведь я знала, что были такие люди, как отец, мама. И с такими можно было строить будущее... И все же я верю: вернутся идеи Маркса и Ленина. Ведь они по своей сути очень благородны и человечны. Не сейчас, но через лет двадцать-тридцать все вернется на круги своя, но вернется уже более справедливым и разумным...

Галина ЧИРУК

На фото Федора ПРОКОПОВА: М. Д. Золотина.

Снимок из семейного альбома: Дора Золотина с маленькой Мирой.