На этот раз в путь мы отправились после телефонного звонка: «А вы знаете в «Коммерческом», что 80-летняя жительница деревни Охотичи из-под Кировска задумала установить памятник всем односельчанам, погибшим в годы войны? И она это осуществила!»
Дорога до Кировска, поворот налево, еще поворот… И вскоре на развилке деревенских дорог примечаем памятник. Оказалось, это не тот, который мы хотели увидеть.
— Это памятник погибшим в годы войны евреям, — пояснила нам местная жительница. — А вам надо ехать дальше по деревне. Новый памятник сельчанам неподалеку от кирпичного дома Валентины Викторовны Русакевич и увидите…
Валентина Викторовна встретила нас со своим старшим сыном Иваном Евгеньевичем. Пригласила в дом.
— Вот моя молодая «гвардия»! — показывает она на фотографии сыновей: Ивана, Николая и Сергея. Все три сына военные… А это дочка Татьяна…
В красном углу, как и положено, иконы.
— Вот эти иконы сын Николай, который в Питере живет, мне подарил, — рассказывает пенсионерка. — Ксения Блаженная, Святой Лука-целитель, его руки многих людей вылечили. Эту икону сын мне на 80-летие из Питера привез. А вот эту — Святого Пантелеймона — сын Сергей из Перми… А это образ Андрея Первозванного… Тут и молюсь, прошу: не дай, Боже, детям, внукам и правнукам войну увидеть…
Слово «война» шестилетняя Валя впервые узнала, когда ее отца Виктора Викентьевича Каминского забрали на финскую. В 39-м он вернулся домой вместе с отслужившими односельчанами Ермолаем Никитовичем Лапатинским и Кириллом Романовичем Пархамовичем. Удивительно цепкая память пожилой женщины сохранила все детские воспоминания, фамилии, имена, события. Ей очень хотелось рассказать обо всех…
В семье Каминских было пятеро детей: сын Николай (его двенадцатилетним расстреляют фашисты), Валя, Олечка, которая умерла незадолго до прихода немцев, Виктор, Евгений, который родился уже в военном 42-м.
— Папа, когда вернулся с финской войны, так красноармейскую форму и не снимал: в те годы не было лишних обнов, носил гимнастерку. А когда фашисты пришли, то сразу его и схватили: посчитали, что с ними воевал. Тогда по лесам и деревням всех красноармейцев хватали, над пленными издевались… Мама тогда взяла на руки маленького Женьку, побежала к немцам: пан, вот мой «киндер», муж с нами живет, отпустите его… Отпустили. Мама спасла отца, но ненадолго. Вскоре его все равно расстреляли.
Неподалеку от нашей хаты жил дед Викентий, отец папы. У отца было пятеро братьев и две сестры. Моя бабушка к тому времени уже умерла при родах, когда на свет появился маленький Рафаил. В начале войны братья папы Алеша и Сергей служили в армии. Помню, что Сергей вернулся домой с военной рацией после того, как его часть разбили. От немцев прятал рацию в колодце, потом сушил на печи, потом опять прятал… В 42-м какая-то женщина из нашей деревни вызвала карательный отряд, подсказала немцам, что у Сергея есть рация. Фашисты рацию нашли… В начале войны Сергея уже оженили на Ольге, она до войны только и успела окончить семь классов. Торопились сыграть свадьбу, так как всю неженатую молодежь угоняли на работы в Германию. Сергея расстреляли прямо в коридоре. Он даже не упал, просто оперся на стену… сидя. А в жену его, беременную Ольгу, стреляли в горнице. Прямо на нее немцы набросали одежду, подушки, одеяла, все и подпалили. От пуль Ольга сразу не умерла — раненая, еще закатилась под койку. Погибла в огне… А деда Вину во дворе в это время пытали, руки и ноги выкручивали. Расстреляли. Позже женщины, которые обмывали покойного после отъезда немцев, рассказывали, что руки и ноги у него держались только на одной коже…
Жуткие крики деда были слышны в нашей хате. Все это слышали и думали, что скоро и к нам придут. Папа руки заламывал от бессилия — ничем родным помочь не мог.
Папу расстреляли чуть позже — спустя две недели после рождения братика Женьки. Расстреляли отца и еще пятерых мужчин, которые в тот день работали в поле на сенокосе. Приехала «будка» какая-то, схватили Егора Анапреевича Каминского, Арсения Федоровича Пархамовича, Филиппа Никитовича Лапатинского, Ивана Анапреевича Пархамовича. Еще одного мужчину звали Юрка.
Вот только фамилию его Валентина Викторовна, к сожалению, не знает…
Братья ее папы — подростки Петя и Николай, вместе с тридцатилетним Володей ушли в партизаны. Старший брат Володя к тому времени был женат. Фашисты расстреляли его беременную жену Прасковью, ей до родов оставалось всего несколько дней. А их детей-дошкольников Олечку и Женьку немцы вывезли в Бобруйск. Позже родители Прасковьи детей нашли и выпросили, забрали к себе в Охотичи.
В семье Прасковьи — своя история. У ее деда — Лукаша Максимовича Каминского — вся семья погибла. Фашисты расстреляли сына Ваньку, Костик погиб в партизанах. Дочку Юлю и сына Петю замучили в концлагере в Бобруйске. Из девяти человек не осталось никого…
Расстреляли немцы учительницу Лидию Кунцевич, приехавшую в деревню из Слуцка. Расстреляли тоже беременной… Деток Стасика и Ваньку ее сестре удалось спасти. Стасик сегодня живет в Минске, Ванька — в Солигорске. Уже в послевоенные годы останки матери, расстрелянной у деревни Селище, мальчики перезахоронили на кладбище. Местные жители показали, где все случилось. Так Стас своими руками все косточки мамкины сам и собирал. Положили мать в гроб, на нее — белое платье, рядом косу заплетенную, за годы она не истлела. Поставили Лидии красивый памятник на кладбище.
Вторая расстрелянная учительница — Ксения Галимская. Ее расстреляли в один день с братом Валентины Викторовны Колей. Фашисты регулярно устраивали облавы. Каждый их наезд был бедой.
Деревня в войну вся расслоилась. Были те, чьи родные ушли в партизаны, за ними немцы охотились. Это были «расстрельные» семьи: Каминских, Михолап, Пархамовичей, Галимских, Храмовичей… У Надежды Храмович расстреляли и четверых малышей… Расстреляли лесника, помогавшего партизанам, Луку Викентьевича Русакевича… Позже Евгений, сын Луки, станет мужем Валентины Викторовны и отцом ее детей.
Были семьи, из которых мужики ушли в полицию. Полицаи и помогали выловить тех, кто оставался еще в деревне из «расстрельных» семей.
Расстреляли на деревне двух коммунистов, которых прислали еще до войны работать в сельсовет, Петра Сачонка и Родиона Лясковича. У Родиона расстреляли жену Марью и четверых детей. Старшей их девочке повезло: в день облавы ее не было дома, осталась жива. Теперь в Калининграде живет.
Время от времени близ деревни раздавались выстрелы. Прямо за Охотичами в направлении на Рудню расстреляли двух военнопленных. Один из них — совсем молоденький лейтенантик.
Односельчанка Евгения Павловна Свирко взяла к себе в примаки одного парня из военнопленных. Его схватили, тоже расстреляли. После войны она вышла замуж за мужчину из Кировска. Но ее дети от второго брака регулярно приезжают убирать могилку того военнопленного, которого так любила их мама. Поставили на могилке большой крест. Был тот человек по характеру очень добрым, отзывчивым, понимающим.
Расстреляли немцы Юрия Романовича Пархамовича и Прокопа Хоняка, незадолго до начала Второй мировой вернувшихся из немецкого плена (после Первой мировой Юрий десять лет провел в немецком плену, Прокоп — шесть лет). А брат деда Федос Хоняк, когда вернулся из плена после Первой мировой, так только одну ночь в своей хате с родными и переночевал, назавтра и умер. Юрий Пархамович хорошо знал, что такое немецкий плен, все говорил: люди, берите вилы, колите немцев, «здзекваюцца» они над нашим народом… Вот и поплатились мужики.
В 44-м «неблагонадежную» деревню Охотичи фашисты сожгли. Маленькая Валя с мамой и братиками прятались в Селище.
— Мама к тому времени так устала бороться за жизнь, что говорила: надоело прятаться, пускай, мол, убьют… А я тогда заставила ее уходить из деревни в лес, так мы и спаслись. А всех, кто остался в хатах в Селище, спалили живьем…
Много их было, расстрелянных, замученных в концлагерях, не вернувшихся с войны. Всего на памятнике — 118 имен и фамилий. Кроме охотичских жителей, есть здесь и те, кого расстреляли в соседней Боровице. Валентина Викторовна больше всего переживает, что не всех по именам помнит. Знает, что были еще несколько деревенских, кого она не смогла назвать, у кого не нашлись и не отозвались родственники.
Как появилась задумка поставить такой памятник односельчанам? Валентина Викторовна давно мечтала о том, чтобы оставить память обо всех погибших. Сыновья ей рассказали как-то, что в деревне Выжары один человек по имени Анатолий поставил такой памятник сельчанам, но, к сожалению, в той деревне некому было вспомнить всех по именам. А Валентина Викторовна давние события помнит, как случившееся вчера. Понимает, что из старожилов остались на белом свете только она да еще Ева Иосифовна Пархамович, которая проживает в Бобруйске.
Вот и торопилась задуманное осуществить. Конечно же, одной ей такое организовать и оплатить не по силам. Помогла родственница из Минска Елена Викторовна Голочалова. Сложились сыновья. Вместе с пенсией Валентины Викторовны собралась нужная сумма, на которую и заказали памятник в минской фирме.
А памятник погибшим евреям — отдельная странная история. Валентина Викторовна точно помнит, что у них на деревне было всего две или три еврейские семьи, полтора десятка человек с детьми, не больше. Помнит старую Хайку, которая умела ставить при простуде банки, Хайтмана, Блехмана, который женился на белоруске Аксинье. Вот, пожалуй, и все. Откуда еврейская организация, установившая в деревне памятник, насчитала 130 имен — Валентине Викторовне не понять. Для нее главное другое — теперь в ее деревне есть свой «остров слез»… Память родным людям и соседям.
Галина ЧИРУК
Фото Анастасии ТРУШНИКОВОЙ
