Помнит ли Отечество?

Со словами "За веру, царя и отечество" шли в бой русские солдаты. Вера, Надежда, Любовь — звали дочерей святой Софии. В обоих случаях ВЕРА стоит на первом месте. И мне думается, что это не случайно. Именно вера является духовным стержнем человека, без которого он превращается в безвольную тряпку. А это любая вера: и в Господа, и вера в коммунистические идеалы, и вера в прекрасное, в то, что красота спасет мир, и вера в провозглашенные и незаслуженно забытые общечеловеческие ценности... Именно наличием веры, идейной убежденности объясняется поразивший весь мир феномен русского характера, особенно ярко проявлявшийся в годины суровых испытаний. Сильные духом чудо-богатыри прославляли свои боевые знамена, не ожидая для себя каких-либо материальных выгод. Помните гардемаринов? "Помыслы наши бескорыстны, — говорили они Бестужеву, — цель же одна — служение отечеству". Вот так же бескорыстно служили Отечеству многие из тех, кто сегодня с трудом сводит концы с концами на нищенскую пенсию. И не их вина в том, что для элиты правителей они тогда были всего лишь средством, а отнюдь не целью, — в этом их беда. Потому-то и загородились государственные деятели от их проблем завесой секретности. А скрывать было что. В частности, использование людей в качестве подопытных кроликов на учениях с применением атомного оружия. Сейчас их называют ветеранами подразделений особого риска. О двух из них и будет мой рассказ.

1. Командир

Супруги Романовы Василий Иванович и Юлия Ивановна с первых минут знакомства поразили меня поистине молодым оптимизмом. Их умению радоваться жизни я не переставай удивляться, слушая неторопливый рассказ о событиях сентября 1961 года.

– Обстановка в мире была сложная. Мы, три экипажа ТУ-16, поочередно несли боевое дежурство "на яме" с подвешенными к самолету атомными бомбами. Почему "на яме"? Дело в том, что бомбы были большого размера (та, что сбрасывал наш экипаж, была около метра в диаметре и метра три с половиной в длину. Причем раньше бомбы были малой мощности, а размера большого, впоследствии мощность увеличивалась, а размеры уменьшались), они не проходили под бомболюки. Поэтому их подвешивали с ямы: закатывали туда бомбу, задом накатывали самолет, а потом уже подвешивали. Понятно, что была строгая секретность, никого не допускали, кроме специалистов, даже экипаж. Я у них принимал уже запрограммированное изделие, расписывался. Никакой особой подготовки не было: прокладка маршрута, метеоданные и т. д. – как перед обычным вылетом. Мы уже тогда были готовы. Приказ – и мы в воздухе.

Я был майором, старшим летчиком-инспектором дивизии, вылетели мы из Бобруйска на Кольский полуостров, сели на военном аэродроме возле Оленегорска, оттуда взяли курс на Новую Землю, где на высоте одиннадцать тысяч метров произвели сброс 20-мегатонной атомной бомбы. Самолет был выкрашен так называемой "противоатомной краской" (такая белая-белая), потому что любая темная поверхность моментально обгорает. На окнах были шторки, которые в момент сброса нужно было закрыть. Для защиты глаз нам выдали очки со светофильтрами, дающими 98 процентов затемнения. Когда произошел сброс, я подумал: "Такого никогда не увижу", – и открыл шторку. Взрыв был наземный: вспышка, с земли начало подниматься облако, потом образовался шар, который, как насос, всасывал в себя. В нем все буквально кипело и бурлило. В этот момент пришла первая ударная волна: все манометрические приборы от избытка давления воздуха вышли из строя, стрелки крутились, как бешеные. Температура воздуха за бортом поднялась на десять градусов. Через несколько секунд – вторая ударная волна. Я сидел на парашюте, он жесткий, поэтому удары были ощутимые. Облако поднялось выше 20 тысяч метров, и все, что оно в себя всосало, начало сыпаться вниз.

Какие чувства испытывал? Пожалуй, никаких. Скажу точно, что страха не было. Летчик за штурвалом думает только о работе. Тем более, когда летишь над океаном, мысль одна – смогу ли посадить машину на ледяную воду?

С Новой Земли мы сразу же полетели на Бобруйск. Произвели посадку. Нас отвели в палатку, обмыли и нас, и самолет.

Измерили облучение, забрали дозиметры, наконец-то покормили. Переночевали, а поутру – на службу. Как ни в чем не бывало.

Юлия Ивановна дополняет:

– Я знала, что муж полетел на Север на очень ответственное задание. Какое, даже не догадывалась. Потом уже мне сказали. Я жила в Барановичах на частной квартире, своей у нас тогда еще не было. Очень переживала, поплакала, конечно, но надеялась и верила. Меня успокаивали, мол, дозиметр у него есть, как будто он чем-то поможет!

Какое-то внутреннее чувство мне подсказывало, что Юлия Ивановна не дилетант в летном деле, и я не ошибся.

– А я, между прочим, была штурманом на ПО-2!

Насладившись произведенным впечатлением, продолжает:

– Заканчивала я Летнабовскую школу (летнаб – летчик-наблюдатель лесной авиации) в селе Красногорском Архангельской области. Так что в авиации я не новичок.

Зная, что до полета на Новую Землю Василий Иванович уже был награжден орденами Красного Знамени и Красной Звезды за освоение новой техники, интересуюсь, чем он и его экипаж были отмечены за выполнение этого правительственного задания, какие льготы получили и когда.

– А ничем. И льгот никаких не получил. А зачем они? Мы прожили интересную жизнь, у нас прекрасная семья, мы вырастили замечательных сыновей, всем бы таких! Впрочем, разве что телефон бы не помешал. А то возраст – уже 73 года, врача вызвать в авиагородок – и то проблема!

2. Бортрадист

Иван Федорович Попов был старшим сержантом сверхсрочной службы в 200-м гвардейском полку дальней авиации. Согласитесь, не так уж и много в те годы было сверхсрочников, награжденных в мирное время двумя боевыми орденами. Мое профессиональное любопытство разбивалось об уклончивые ответы типа: "Выполнял спецзадания", "Летал над нейтральными водами", "Обеспечивал связь с подводными лодками". В должности бортрадиста 22 августа 1962 года он в составе экипажа летал на Новую Землю. В какой роли, судите сами.

– Наш ТУ-16 летел за носителем атомной бомбы в пределах видимости. Время сброса мы знали, да и носитель давал отсчет: "Девять, восемь, семь...". Взрыв был воздушный на высоте пять тысяч метров, мы шли на высоте десять тысяч. В момент взрыва мы отвернули на 15 градусов и накренили самолет влево, чтобы ударная волна была скользящей по плоскостям. Окна были зашторены (у меня, радиста, были железные жалюзи). Через три секунды после взрыва я должен был жалюзи открыть и предупредить о приближении ударной волны. Это была такая голубая радуга, плотный воздух. Увидел, доложил. Секунды через три нас подбросило, потом мы как бы провалились и падали с крыла на крыло. Через какое-то время выровнялись, пошли нормально. Облетели "столбик" атомного взрыва, а шар выскочил где-то на высоту 13-14 тысяч метров, короче говоря, мы как раз под шаром и оказались.

С какой целью летали? Пожалуй, для проверки: развалится самолет от ударной волны или нет.

И все. Прилетели в Бобруйск. Здесь нас встретили, искупали, дали что-то выпить, в профилактории с неделю подержали.

К услышанному мной остается добавить: и забыли. На тридцать четыре года. 7 октября 1996 года Ивану Федоровичу было вручено удостоверение, приравнявшее его к чернобыльским ликвидаторам.

И тем не менее своими судьбами Иван Федорович Попов и Василий Иванович Романов гордятся. Поскольку свой долг – служение отечеству – они исполнили образцово.

Помнит ли отечество о своих "атомных солдатах"?

Майор В. ФИЛОНОВ

На снимке: Василий Иванович и Юлия Ивановна Романовы.