Передо мной фотоснимок далеких фронтовых лет. На нем – сержанты, четыре молоденьких паренька в военных гимнастерках. У всех открытые красивые лица, умные глаза. Неизвестный фотограф был профессионалом в своем деле. Спустя более шести десятков лет снимок очень четкий. Словно стоп-кадр с киноактерами из современного фильма о войне. Не верится, что этим ребятам, возможно, уже назавтра после съемки пришлось идти в настоящий бой.
«Снимок сделан в Германии в 44-м, – объясняет мне ветеран Великой Отечественной бобруйчанин Яков Васильевич Статкевич. – Мы воевали такими молодыми… А ну-ка угадайте, где тут я?» И после минутного затруднения подсказывает: «Третий справа. Было мне тогда двадцать лет».
Какой была военная юность у этих так рано повзрослевших ребят? Об этом рассказ бывшего фронтовика, награжденного орденами Красной Звезды, Победы, орденом Славы II-й степени, медалями «За освобождение Варшавы», «За взятие Берлина» и многими другими.
Война застала Якова Васильевича, когда ему исполнилось семнадцать. Его семья жила в деревне Истопки Октябрьского района Гомельской области. Отец умер еще до начала войны. Мать одна поднимала восьмерых детей, из которых старше Якова была только сестра… А младшему Алеше едва исполнился годик. Яков как старший мужчина в доме помогал матери по хозяйству, пас деревенских коров.
В июле 42-го в их деревню понаехало много немцев и полицаев. Всю деревню окружили. Стали людей из хат выгонять. Полицаи кричали: «Все идите в Углы. В того, кто не пойдет в Углы, а захочет пойти в партизаны – стрелять будем». Выбора не оставляли. Вместе со всеми в Углы пошли и Статкевичи. Когда пришли на место, то увидели, что согнали немцы здесь жителей многих окрестных деревень. Мужчин, женщин, детей. Кое-как расселились по хатам. Жили так все в Углах месяца два или три. Нужно отдать должное, что полицаи под своим присмотром разрешали на подводе время от времени наведываться в Истопки за продуктами и даже дозволили убрать рожь, забрать снопы в Углы. Агитировали всех мужчин и молодых парней записываться в полицаи. Многих тогда насильно повели в Паричи вступать в полицию. А Якова мать спрятала. Под осень деревню захватили партизаны, затем снова вернулись немцы и полицаи. В ноябре полицаи снова погнали всех жителей в деревню Слободка, затем в Моисеевку. Там зимовали.
Осенью 43-го стали немцы людей из Моисеевки выгонять. Мать Якова спрятала в подполье, куда был прорыт ход из лаза под русской печкой. Боялась, что заберут у нее старшего сына… Ее с детьми малыми на улицу выгнали, а она просится: «Разрешите напоследок вернуться, кур покормить… А сама в хате сыну слова прощальные говорит, чтобы услышал в подполье, плачет…»
Трое суток Яков в своем убежище просидел. День и ночь отличал по курам, когда на насест собирались а утро – по петухам. Видел, как в хате расположились немцы. Как поставили пулемет, готовились к бою, как спали на соломе посменно. Яков планы строил лихорадочно: солому подпалить, пожар сделать. Думал уже и как постовому перерезать горло. Время шло. Наступал следующий день. Яков чувствовал, что погибает без воды. Свечки в подполье были припасены, мед в кадушке, а питья не было. Потом раздалась стрельба… И вдруг услышал во дворе русскую речь. Выбрался из своего лаза и пошел в хату. Там за столом пятеро красноармейцев ели оставленные убежавшими немцами галеты, консервы. Спрашивают: кто такой? Говорить Яков не мог… Налили ему какао: пей! Рассказал, что спрятался от немцев. Позже капитан этих солдат пошутил, мол, взяли паричского коменданта. А местные жители, что от немцев убежали, сразу Якова узнали, говорят: наш хлопец. Если ваш – забирайте…
Недолго в руках русских солдат деревня была. Снова пришли немцы. Яков ушел к партизанам. Задумал с парнями перейти линию фронта. Удалось это сделать под деревней Чернен. Добрались до военкомата в Речице. Оттуда Якова отправили на фронт в город Киров на Смоленщине. Затем часть переправили на Украину, в город Коваль, где Яков воевал в учебном батальоне. Помнит, как капитан поинтересовался: «Кем ты был до войны?» – «Коров пас». – «Ну тогда хорошо». – «А что хорошо?» – не понял Яков. «Сможешь немцев окружать». Сельским хлопцам-пастухам воевать, мол, легче. Так ли это? Пришлось проверить. В составе учебного батальона принял свой первый бой. С ручным пулеметом сражался на передовой в 10-й бригаде особой гвардейской механизированной 77-й дивизии. Ходил в разведку. Доводилось из разведки приводить пленного.
Позже были бои на территории Польши. Обозы с провиантом тогда далеко отстали от передовых наступающих частей. Нужно было как можно быстрее продвигаться вперед. Брали доты с немцами и власовцами. Обозы с полевыми кухнями поджидать было некогда. Яков Васильевич помнит, как неделями солдаты питались только тем, что сбрасывали с самолетов русским войскам союзники. В основном держались только на американском шоколаде, сухарях да спирте.
При форсировании Одера Яков Васильевич был ранен. Получил ожоги, когда загорелась машина, в которой он вез пополнение. Лечился в госпитале, затем снова вернулся в свой учебный батальон. А осенью 44-го Якова Статкевича наградили орденом Красной Звезды. Тогда, вспоминает Яков Васильевич, у бойцов из учебного батальона была задача: взять очень сложный участок, который контролировался огнем из цепи нескольких вражеских дотов. Необходимо было взять хотя бы один дот, чтобы освободить узкий проход… Яков Статкевич и еще 17 бойцов эту задачу успешно выполнили. Без потерь! И наши части продолжили наступление.
Дальше путь Якова Статкевича был на Берлин. Участвовал в боях за взятие Берлина. Навсегда запомнил день 9 мая 45-го года… Все тогда так радовались! Салютовали в небо и были счастливы, что больше стрелять во врагов не придется. Но Берлин после капитуляции еще не хотел сдаваться. Целые улицы, дома, квартиры были заминированы. Был и такой случай: Яков Статкевич открыл дверь в дом и видит, что сидит на кровати немка и держит в руках шнурок, который ведет ко входу, смотрит в глаза и ждет… Понял: еще шаг и прогремит взрыв. Дверь тогда захлопнул и ушел. Стрелять не стал…
Галина ЧИРУК
