Гул самолета в небе над городом… Для бобруйчан постарше этот звук так же привычен, как шум ветра или стук капель дождя. А те, кто помладше… Они тоже начинают привыкать — после того как аэродром вновь ожил. Похоже, судьба нашего города с авиацией накрепко повязана. Тем более, что первые «узелки» завязались еще тогда, когда увидеть в небе самолет было событием, которое сейчас можно сравнить разве что со встречей с летающей тарелкой. В начале 20-х над нашим городом дважды пролегали маршруты самолета, который на то время был поистине «королем небес». Причем дважды этим самолетом управлял один и тот же человек…
Воздушный богатырь
«Илья Муромец» — это имя по «наследству» от былинного богатыря век назад перешло к самолету, который являлся красой и гордостью российской авиации. С-22 «Илья Муромец» — таково было общее название нескольких серий четырехмоторных цельнодеревянных бипланов, выпускавшихся в течение 1913–1918 годов. Самолет разработан авиационным отделом Русско-Балтийского вагонного завода в Петербурге под руководством знаменитого конструктора И. И. Сикорского.
Изначально «Илья Муромец» проектировался как пассажирский самолет — собственно, он и стал первым в мире пассажирским самолетом. Он впервые в истории авиации был оснащен отдельным от кабины комфортабельным салоном, спальными комнатами и даже ванной с туалетом. На «Муромце» имелось отопление (система разогревалась выхлопными газами двигателей) и электрическое освещение. На самолете поставлен ряд рекордов грузоподъемности, числа пассажиров, времени и максимальной высоты полета. Но мирному труду «Муромцев» помешала начавшаяся Первая мировая война, и самолет был «рекрутирован» на военную службу. Одно из достоинств «Муромца» — высокая грузоподъемность — позволило легко и быстро перепрофилировать его в бомбардировщик. Эту «обязанность» самолеты верой и правдой выполняли на протяжении всей Первой мировой, а затем и Гражданской войн. Именно в качестве носителя бомбового груза 9 июля 1920 года появился в небе над Бобруйском бойкорабль — так в Красной Армии официально числились «Муромцы». Управлял им красвоенлет (красный военный летчик) Алексей Константинович Туманский.
Ленин и пилот
Алексей Туманский был потомком дворянского рода. Родился он в 1895 году в Санкт-Петербурге. В 1914 году узнал, что набираются добровольцы в воздушный флот, подал заявление, и осенью 1915 года был зачислен летчиком-охотником в 1-ю авиационную роту. После дальнейшего обучения получил звание военного летчика и чин младшего унтер-офицера. С осени 1916-го участвовал в баталиях Первой мировой, был произведен в прапорщики. После Октябрьской революции Алексей всей душой поверил Советской власти и стал сражаться за нее.
В январе 1918 года начались боевые действия против белопольского корпуса генерала Довбор-Мусницкого. Пехоте и артиллерии 1-го Минского красногвардейского отряда помогала авиагруппа во главе с Алексеем (она базировалась в Гомеле). Летали много. Запас авиабомб быстро израсходовался. Достать их не удалось. И тогда он отправляется в Петроград с просьбой помочь его авиагруппе. Алексей вез пакет лично Ленину…
Встреча состоялась и прошла весьма успешно. Уже на следующий день Туманскому вручили мандат на получение авиабомб и взрывателей к ним. Кроме того, по личному распоряжению Ленина им выдали сверх просимого — личное оружие и комплекты теплого верхнего обмундирования.
Так порой бывает: какая-то встреча, разговор, нежданный случай вдруг становится ключевым событием в жизни. Разговор с Лениным круто изменил дальнейшую жизнь Алексея Туманского — вскоре он был переведен в дивизион тяжелых многомоторных самолетов «Илья Муромец». Воевал на колчаковском фронте. В мае 1920-го его 1-й бойотряд получил назначение на Западный фронт. 8 июля отряд прибыл в Белыничи. Первым боевым заданием на новом месте дислокации стал вылет для бомбардировки железнодорожной станции Бобруйска 9 июля 1920 года. Вот как об этом дне рассказывает сам А. К. Туманский в своей книге «Полет сквозь годы».
«Первый полет на город Бобруйск особенно памятен. Бобруйск — важный опорный пункт, и белополяки сопротивлялись изо всех сил, пытаясь его удержать. Для бомбардировки его посылались два корабля — Шкудова и мой. По имевшимся сведениям, рядом с городом базировалась истребительная вражеская часть из 12 самолетов. Поэтому намечалось, что мы полетим в сопровождении наших истребителей. Но четыре истребителя, поднявшиеся в воздух, ввиду неважной погоды, почти сразу потеряли нас и возвратились на свой аэродром.
В мой экипаж входили: помощник Кузьмин, бортмеханик Фридриков, штурман Сперанский. С нами же летел и начальник политотдела 15-й армии (фамилию не помню). Пока шли к Бобруйску, погода улучшилась, и я смог набрать 800 метров. А выше корабль мой, перегруженный бомбами (мы взяли на борт около 20 пудов), не поднимался. Экипаж Шкудова, не долетев до цели, вынужден был из-за неисправности мотора вернуться. Затем отказал другой мотор, и Шкудов приземлил свою тяжелую машину на случайной лесной полянке…
Удар по Бобруйску, таким образом, наносил один экипаж. Вблизи городской черты артиллерия противника начала было интенсивный обстрел, но вскоре он почему-то прекратился, не причинив нам никакого вреда.
Надо было видеть, с каким энтузиазмом экипаж «муромца» сбрасывал на врага смертоносный груз! Работы хватало всем, так как бомбы были небольшого калибра, да и вообще перебросать в шесть рук двадцать пудов не так-то просто… Начальник политотдела, войдя в азарт, даже рукава гимнастерки засучил по локоть («Муромец» Туманского не был оснащен бомбодержателями, поэтому члены экипажа сбрасывали бомбы вручную в открытые двери. — А. Ч.).
Я сделал над Бобруйском три круга. Нашим ударам подверглись железнодорожный узел с эшелонами и пакгаузами, скопление воинских частей и склады, расположенные на окраинах города. Мы ждали нападения вражеских истребителей, но ни одного самолета не увидели ни в воздухе, ни на аэродроме (позже я узнал от жителей Бобруйска, какая безумная паника охватила польские войска при появлении нашего корабля. Офицеры бегали, крича солдатам, чтобы они не стреляли, так как корабль якобы бронированный).
На обратном пути, в 10 километрах от нашего аэродрома, кончился бензин, моторы остановились. Кругом были почти сплошные леса. Я выбрал небольшую поляну. Но только снизившись, разобрал, что сажусь в болото, густо поросшее травой. Однако деваться было некуда. Корабль ушел в болото по самые плоскости, но остался цел. Потом его разобрали и по частям с большим трудом, благодаря добровольной и активной помощи крестьян близлежащих деревень, вытащили и доставили на аэродром».
Летчики сражаются на земле
В Белыничах Алексей Туманский пробыл недолго — вскоре его подразделение было переброшено на Южный фронт — против Врангеля. Но в феврале 1922 года — уже после окончания Гражданской войны — опять оказались востребованы боевые навыки красвоенлета: отряд «муромцев» был направлен в Бобруйск для борьбы с белобандитами.
Вновь откроем книгу «Полет сквозь годы»…
«Когда в феврале 1922 года было принято решение направить наших «муромцев» в Бобруйск для борьбы с бандами известного террориста Савинкова, и я, и комиссар в один голос пытались доказать полную нецелесообразность такого использования тяжелых кораблей. Не говоря уже о тактической неоправданности подобного маневра «муромцами», следовало учесть хотя бы их техническое состояние. Материальная часть так износилась, что мы вынуждены были сократить число полетов на нашей линии до одного рейса в неделю…
Доводам нашим не вняли. Отряд в составе двух кораблей (моего и Ф. Шкудова) отбыл в Бобруйск эшелоном и разместился в шести километрах от города, в хуторе Киселевичи. Но не сразу мы попали туда.
Сперва наш эшелон загнали на самые дальние запасные пути. Канцелярию, хозчасть и летный состав отряда пришлось разместить в двух пустовавших домах на окраине города, у шоссе Бобруйск — Рогачев.
Едва расположившись, увидели двигавшуюся по шоссе в сторону Рогачева кавалерийскую часть. Впереди на породистых, выхоленных и сытых конях ехали всадники средних и пожилых возрастов, усатые, чубатые и с такими бандитскими физиономиями, что мы только диву дались: откуда такие в рядах Красной Армии? Вооружены они были, как говорится, до зубов. Дальше следовали всадники помоложе, уже на весьма неказистых лошадках и тоже с какими-то удивительно озорными лицами. Многие из них были явно навеселе и не совсем твердо держались в седлах. Обмундирование на всех — красноармейское. Далее на покрытой коврами пулеметной тачанке ехал, важно восседая, видимо, командир этой части, бравый мужчина лет 45–50 с лихо закрученными вверх черными с проседью усами. Лицо его было сосредоточенно и угрюмо. Он часто оглядывался назад и зорко осматривался по сторонам. Рядом с ним сидела красивая дородная женщина лет тридцати и, смеясь, что-то ему рассказывала. По бокам тачанки и позади нее, опять-таки на прекрасных лошадях, гарцевала, по-видимому, личная охрана командира.
Чем-то чужим, не нашим, веяло от всего этого войска. Я сказал об этом Маковскому и Кузьмину. Маковский тотчас же бросился к телефону и стал звонить начальнику школы политсостава 8-й дивизии товарищу Родионову. Вернулся Маковский бледным и взволнованным. Оказалось, наши подозрения не напрасны: уже около десяти дней красноармейцы разыскивали банду савинковцев, которая под видом карательной части нашей 8-й дивизии входила в населенные пункты, созывала партийные собрания, арестовывала коммунистов и затем зверски их уничтожала.
— Сейчас, — добавил Станислав Антонович, — за бандитами срочно снаряжается погоня, и нас просят помочь.
Времени было мало. Мы бросились заводить мотор нашей единственной легковой автомашины «вандерер» и, захватив в нее три пулемета «льюис» с 12 обоймами, стали поджидать красноармейцев. Минут через 30–40 мимо нас на полном скаку промчались человек 200–250 наших конников. Мы выехали за ними. Километров через восемь остановились. Товарищ Родионов сообщил, что, по заверению недавно проехавших крестьян, бандиты на расстоянии около километра впереди нас свернули вправо, в небольшую деревушку близ шоссе.
План у нас созрел быстро. Деревушка, занятая бандитами, была закрыта от шоссе небольшим довольно густым молодым леском. Отряд кавалеристов, разделенный на две равные части, должен был под прикрытием леса подойти к деревушке с двух сторон вплотную и окружить ее. Нашей же машине предлагалось медленно двигаться к деревне по хорошо укатанной лесной дороге, чтобы не пропустить врага, если он будет уходить в лес. С тремя пулеметами нам это сделать было нетрудно — банда насчитывала не более 100 человек.
План удался как нельзя лучше. Когда наши бойцы с гиканьем и свистом неожиданно ворвались в деревню, бандиты, ошеломленные внезапностью, сдались без единого выстрела. Главарь савинковского отряда был захвачен в бане, где он нежился со своей подругой. Вскоре шайка предстала перед Ревтрибуналом и за совершенные злодеяния понесла заслуженную кару…
Как и следовало ожидать, боевая работа «муромцев» против немногочисленных, разрозненных и весьма подвижных банд Савинкова никакого эффекта не дала. Наша вылазка на «вандерере» совместно с кавалеристами против шайки головорезов явилась единственной результативной операцией отряда. За все остальное время пребывания в Киселевичах мы имели только два повода, чтобы поднять свои тяжелые машины в воздух, но и в том, и другом случае банды рассеивались прежде, чем мы появлялись в заданном районе. Корабли возвращались с бомбовым грузом на борту».
…Впереди у Алексея Туманского была еще долгая жизнь в авиации: он стал летчиком-испытателем. Алексей Константинович «держался за ручку» почти 40 лет, освоил около 100 типов самолетов, пробыл в небе более 10000 часов, получил звание «Летчик-испытатель 1-го класса». Летать закончил почти в 60 лет, да и то лишь по состоянию здоровья.
Вместо послесловия
Возможно, кто-то из читателей, интересующихся историей Бобруйска, поправит нас: доподлинно известно, что впервые самолет «Илья Муромец» появился в небе над Бобруйском на два года раньше машины Туманского. Такой читатель будет абсолютно прав. Историю в жанре «военно-исторический детектив», произошедшую в 1918 году, мы расскажем в следующий раз…
Подготовил Андрей ЧИЖИК
