К международному фестивалю национальной драматургии в Могилевском областном театре драмы и комедии поставили спектакль «Утраченный лебедь». Третьего декабря он впервые показан зрителю. Постановка для Бобруйской сцены получилась непривычная: минимум декорации, мало слов, информации – много.
За полтора часа нам попробовали показать и объяснить жизнь и творчество одного из самых значимых поэтов нашей земли — Максима Богдановича. Спектакль посвящен классику белорусской литературы, 120-летие со дня рождения которого отмечает в этом году Беларусь.
В театре выбрали пьесу отечественного драматурга Юрия Сохаря, основанную на дневниках Богдановича. В качестве режиссера лирико-драматической повести для театра (таков жанр постановки) пригласили Виталия Барковского, известного и в СНГ, и в Европе.
Действие происходит в Ялте. Музыкально почувствовать историю белорусского гения попробовал Александр Косинский, композитор спектакля.
Зрители на премьере рукоплескали, как всегда. А вот режиссер, кажется, не особенно надеялся на теплый зрительский прием своей работы: «Этот спектакль — рискованная вещь для города, достаточно непосвященного, может быть, в какие-то вещи. Когда в Бобруйске на симфонию не было билетов? Но здесь не симфония. Здесь, конечно, мы хитрим».
Богданович еще юношей активно вошел в литературную тусовку. Барковский считает его одним из трех наших пророков. Коласа он ставит на первое место. Есть еще Купала. Но Богданович — не третий. Он в этой компании. Только те двое прожили дольше, а Богданович ушел молодым, не успокоившимся, интересующимся всем, что приносит радость, дает надежду, вдохновляет. «Не оттого же мы имеем в день пять женщин, что нам это нужно. Это молодость», — глубоко вздыхает режиссер, то ли ностальгически, то ли пребывая «в образе» главного героя, то ли в шутку.
Так о чем спектакль? «О том, что талантливый человек откровенен, открыт для встречи с жизнью. А жизнь жестока, — резюмирует Барковский. — Стихия человеческого эгоизма и стихия неприятия другого — тоже стихии. А если против тебя целая стая? Заклюют! Белая ворона — страшное дело. Гении меняют оценку толпой некоторых процессов и явлений, которые происходят в их время. Они лет на сто опережают современников. За что и страдают — у творца, если его не слышат, портится характер».
Так получилось, что у спектакля аж три художника. Начал создавать декорацию бывший главный художник театра Валерий Новаковский, но он уехал на идентичную должность в Россию. После «эстафету» подхватил Петр Анащенко, с которым Барковский долгое время работал на театральной сцене Витебска: «Я приехал спектакль дорабатывать. Костюмы делала ваша художница Наталья Фатеева. Мне нужно было решить сценографию таким образом, чтобы получился и образ спектакля, и образ Богдановича. Сцена — это маленький космос. Можно расставить в этом пространстве любые предметы, диванчики, стульчики и считать, что это сценография, но часто это лишь предметы».
Главная роль у Евгения Ракицкого. «Он талантливый! Но у нас не было возможности подробно поработать. У меня не было времени. И потом, обстоятельства, в которые всегда попадаешь в провинциальном театре, — что-то не сделано, не доделано, чего-то нет», — говорит Барковский.
«Режиссер просит меня поорать, взять высокую ноту, — рассказывает осипший и очень уставший накануне премьеры Евгений. — Я говорю, что не могу. А он страшно удивляется: «Почему?!» Не могу, говорю, у меня голос сел! Он: «А, ну извини тогда». Виталий Михайлович работает быстро. Он делает прекрасные пластические штуки, от текста старается отказаться, заменяет слова действием. От пьесы осталось процентов десять. Все те личности, которые ко мне приходят — Чехов, родители, девушки — это мои воспоминания вперемешку с фантазиями. Богданович не встречался с Чеховым. Это его галлюцинация, разговор с самим собой, осознание того, что он выброшен, что его отправили из Вильни умирать. Богданович умер в 26 лет, ближе к 27. Мне сейчас 27, ближе к 28. Ялта зимой — это пальмы в снегу, холод, слякоть. Для больного чахоткой человека — ужас просто!»
Евгения КОРКИЯЙНЕН
Фото Александра ЧУГУЕВА
