Спустя семьдесят лет герои снова вернулись в Бобруйск — наши дорогие солдаты-победители! На этот раз не под грохот орудий, а под аплодисменты благодарных жителей. 29 июня ветераны, освобождавшие наш город, торжественной колонной проехали по светлым и мирным улицам Бобруйска. Мы встретились с некоторыми из них, чтобы сказать «Спасибо!» и узнать, какой ценой досталась Победа…
Вольф Меерович Нудельман:
— Под Бобруйском я уцелел чудом. В 44-м мне было двадцать лет, помню, въезжали в город, сидя на лафете вместе с рядовыми Пенашем и Борзиевым, когда вдруг снаряд попал в машину с боеприпасами. Нас отбросило взрывной волной, больше ничего не помню. Очнулся глубокой ночью и сразу, как смог встать, начал искать свой автомат. Потеря оружия — расстрел! Наконец отыскал и пошел в часть. Все ко мне бросились! Никто не думал, что я остался жив, даже успели водки выпить за упокой моей души. Я был совсем молодой, водку тогда еще не пил, поэтому мне дали полный ковш кислого компота. Губы запеклись, но я выпил до дна, так хотелось пить! А после всего ко мне подошел замполит: «Танцуй, солдат, тебе письмо от отца». Из этого письма я узнал, что моя мама и сестра погибли страшной смертью в гетто под Балтой (ветерану и сейчас трудно сдержать слезы, вспоминая об этом. — Прим. автора). Еврейское происхождение погубило… Отец остался жив чудом, ему удалось выдать себя за молдаванина. Он хорошо знал молдавский и был голубоглазым блондином. Говорят, когда он вышел к своим, советские солдаты увидели не крепкого мужчину, а истощенного, седого старика…
За войну я получил два ранения. В 1943 году на Курской дуге ранило командира взвода и я принял командование. В бою вдруг самой кожей почувствовал, что летящая мина — моя. Кинулся на землю, но страшная боль накрыла сознание. Еле живого меня нашел мой друг Ковальчук. Если бы я очнулся раньше, немцы, которые добивали раненых, пристрелили бы. В санчасти началась газовая гангрена, меня самолетом отправили в Курск. В госпитале солдаты от гангрены умирали каждый день, один за другим, но, видимо, Бог меня бережет. Выжил. Под Минском меня нашла пуля еще раз. До сих пор в сердечной сумке ношу этот осколок.
А вообще, жизнь у меня была, как у всех солдат, ничего особенного, хотя разное бывало. Был бы я Иванов, а не «Сидоров» (смеется. — Прим. автора). Мне плен был вдвойне страшен. Однополчане понимали это и часто советовали бежать, когда мы отстреливались. Но я никогда не прятался. Надеюсь, не зря награжден медалями «За отвагу», «За боевые заслуги», «За взятие Варшавы», «За победу над Германией». А закончилась для меня война 28 апреля после взятия Данцига.
Василий Пантелеевич Мруг:
— Я родился на севере Казахстана, мне было только семнадцать лет, когда пошел на фронт в 44-м году. Все казалось каким-то ненастоящим, невозможным. Мы, мальчишки, сидели на танках, а над нами летают самолеты — удивительно! Страшно стало позже, когда увидели первых раненых и первых убитых.
С 27 июня мы носили бревна к болоту возле Бобруйска, недалеко от железнодорожного моста. Там строили переезд для танков по болоту. Наступление на Бобруйск началось 29 июня часа в два ночи. А уже часам к десяти утра город был освобожден. Помню, что когда мы уходили, был заметен дым: город горел, ведь он был практически полностью деревянный. А сам бой помню плохо… Многие воспоминания военного времени слились в памяти в один длинный нескончаемый бой. Освобождение Минска, конечно, запомнилось масштабом! Нас там так встречали! Помню, как к нам подошла одна из женщин и говорит: «Зайдите во двор». Мы заходим — а там для нас накрыли стол! Всех накормили, я за тем столом впервые выпил водки. Как мы радовались, смеялись — взят Минск, а значит, скоро и войне конец!
После войны я закончил военный институт иностранных языков, стал военным переводчиком с немецкого и французского. Возглавлял группу военных переводчиков в Алжире, в Москве работал в издательстве военной и военно-технической литературы на иностранных языках. У меня две дочери, четыре внука, пять правнуков.
Геннадий Андреевич Рубанов:
— Хотя сейчас я живу в Тамбове, родился я здесь, в Могилевской области, в деревне Горки. Поэтому считаю, эти места своей малой Родиной. Стараюсь приезжать в Бобруйск каждый год в День освобождения города. Это действительно особенная для меня дата.
В 41-м я отбывал срочную службу в Орле, в артиллерийском училище. 22 июня 41-го мы с товарищем отправились на прогулку. Тогда на каждом столбе висел репродуктор и оттуда вдруг объявили: «Всем военным немедленно прибыть в свои подразделения!» Мы рванули обратно, а там уже комиссар всех построил и включил радио. До сих пор помню голос Молотова: «Началась война!» Нет, мы не то чтобы испугались… Войной пахло, было ее предчувствие… Но все-таки такого никто не ожидал. Все стали заниматься по двенадцать часов в сутки, готовиться, готовиться, готовиться! И, конечно, ждать приказа. В начале октября мы наконец начали военный путь, повернули на Саратов.
Хорошо помню свой первый бой. Такое, конечно, не забывается… Это было 30 декабря 1941 года. Бой за Кострому. Меня назначили командиром взвода, а мне было всего-то восемнадцать лет! Волновался страшно! Я еще толком не знал службы, а тут война! А тут бой с немцами! Но запомнился мне тот день не столько первыми выстрелами, сколько тем, что я увидел после… Город нам удалось взять, мы немного осмотрелись и нашли на путях несколько запертых вагонов. Решили открыть. А там два вагона девушек! Их, видимо, собирались перевозить на работы в Германию, но вагоны почему-то загнали на тупиковый путь и долго там держали, словно забыли. Девушки были очень плохо одеты, кто-то даже босиком. А ведь морозы стояли страшные! Их было так много, что стояли они плотно-плотно друг к другу. Мы не сразу поняли, что они замерзли насмерть… Не нашли ни одной живой. Господи, эти девушки у меня будут стоять перед глазами до самой смерти!
Наша бригада подошла к Бобруйску 17 июня. Трудно вспомнить точно место, где именно мы остановились, но это было с восточной стороны Березины, недалеко от этого места у немцев был паром. Мы нашли очень удобный перешеек, где можно было перейти на другой берег. Там было сплошное болото, а не река. Нашей задачей было не пускать немцев по линии берега, в то время как саперы в трясине прокладывали лежневку. Это такое строение из бревен, по которому смогут пройти танки. Строили по ночам, тихонько, а днем затаивались, караулили. Днем летали немецкие самолеты, поэтому все должно было быть как можно неприметнее. Лежневку строили под трясиной, к рассвету ряску разравнивали руками и убирали все до щепочки, чтобы было ничего не заметно. Наконец, все было построено и мы стали ждать приказа наступать.
29 июня нам был дан приказ штурмовать город. Когда танки пошли в наступление, казалось, что они идут по воде. Сперва они, за ними — наши стрелковые бригады. Кажется, мы вышли на улицу Муравьевскую (сейчас — Социалистическая. — Прим. автора), но какая была точно улица, не помню. Для немцев наш вход в Бобруйск был совершенно неожиданным! Мы успели без единого выстрела дойти до самого центра, до площади, которая сейчас называется площадью Победы. Там один из танкистов вылез из танка, он хотел оценить ситуацию, осмотреться, наверное. Повернул к почте и тут раздался первый выстрел! Осколком ему попало прямо в сердце, он умер на месте. Часа три длилась перестрелка, которая закончилась тем, что немцы подняли руки. Конечно, по другим направлениям велась другая борьба, ведь наступление велось и с севера, и с юга, немцев взяли в кольцо. Очень много немцев попало в плен. Помню, что в тот день в Бобруйске к немцам шел эшелон из Франции. Естественно, мы его остановили. Сколько там было еды! У нас был настоящий пир!
Помню, как радовались нам, особенно дети. Мы заночевали в Бобруйске, а потом утром пошли на Минск. Это был уже другой по масштабам и эйфории бой, ведь мы освобождали столицу Беларуси! Но Бобруйск — все равно отдельная глава в моей памяти.
…А еще вы представляете, какой не так давно произошел случай, связанный с вашим городом… В 2012 году в Тамбове торжественно открывали мемориальное захоронение немецких солдат, погибших в войну. Приехали многие немецкие ветераны. Я общался с одним из них с помощью переводчика и оказалось, что он воевал в тот день в Бобруйске со мной! Тот же день, тот же город, тот же бой! Мы стреляли друг в друга, а спустя столько лет встретились! Ну, что почувствовал… Во всяком случае, не ненависть. К счастью, время ненависти прошло — можно радоваться мирному небу. С праздником, бобруйчане!
Анастасия ТРУШНИКОВА
Фото автора
