nullОн из артистов еще той старой закалки, перед которыми испытываешь трепет. Как минимум – питаешь глубокое уважение. Он из числа тех актеров труппы, которых столичные режиссеры всегда отмечали как «весьма интересных» и хотели взять в свой спектакль.

Анатолий Дворянников не любит давать интервью. Кажется, ему просто жаль времени, которое он мог бы потратить на работу над ролью или на близких людей. Но на этот раз, чтобы уговорить артиста, мы располагали вескими основаниями. Во-первых, в этом году у Дворянникова юбилей – 65 лет. Во-вторых, в пятницу, 29 октября, на бобруйских подмостках состоится премьера спектакля «Дядюшкин сон» по одноименному произведению Федора Достоевского, приуроченная к юбилею актера. Дворянников играет князя Гаврилу.

— Эта роль… Я еще никогда такого не делал! У моего героя очень интересная логика, близкая к логике человека с медицинским диагнозом «идиот». Но это не был бы Достоевский! У князя абсолютная вера, детскость восприятия, он никому не делает зла и видит в людях только хорошее.

— Анатолий Васильевич, у вас свой, особенный способ работы над ролью…

— Да, я свои роли «выхаживаю» — обожаю пешие прогулки. У меня свой маршрут, где мало людей и светофоров, чтобы меньше отвлекаться. Прогулка занимает час двадцать быстрым шагом. Голоса партнеров по роли будто звучат у меня внутри, в голове! Я иду, иду, иду… Это выхаживание помогает моим ролям рождаться. Не все же роли одинаково легко даются! Некоторые тяжело. Легкое «сотрясение», которое происходит при ходьбе, полезно для мозга. Как и зарядка. Я делаю ее каждый день. Никогда не пропускаю, хотя бывает очень непросто. .

Мне сейчас комфортно в маленьком городе. Я стал уставать от большого. Раньше я любил избавляться от плохого настроения, прогулками по Невскому. Выходил потолкаться среди людей. А теперь… не хочется.

— Годы вашей учебы прошли в Ленинграде…

— Мне было 19 на первом курсе. Должен был закончить в 1968-м, но забрали в армию. Три года я отслужил в Удмуртии в секретной ракетной части. Вернулся в институт только в декабре и через месяц сдавал сессию. Научный коммунизм и историю КПСС от актеров требовали наравне с предметами по специальности. Казанский собор был музеем истории религии и атеизма. Нам читали марксфилософию — диалектический и исторический материализм. Теперь даже предметов таких нет! Что я вспоминать буду ерунду эту?! Поначалу было трудно материально, стипендия маленькая. Умер отец. Я работал дворником по ночам — с полуночи до четырех часов или с трех до восьми. Потом шел на учебу. Хотя на третьем курсе был уже учебный театр, съемки, массовки, передачи на радио, на телевидении — я везде успевал. Как? Не представляю! Спал четыре часа в сутки. Зато в течение четырех лет ежедневно (!) смотрел концерты и спектакли. Это был период расцвета театра Товстоногова в Питере. Вокруг — замечательные артисты, великолепные педагоги. Иван Эдмундович Кох говорил: «Вы думаете, мы вас учим? Нет. Мы вам воспитываем мозги!» Нас учили сознательно обучаться, сознательно воспринимать. В моем дипломе написано: «актер театра и кино», а курс был совместный — актеров и режиссеров. Поэтому я в режиссуре немножечко соображаю, и я поклялся, что никогда режиссером не буду! Это совершенно другая профессия, сложнейшая!

— Ваше первое впечатление о реальном театре соответствовало тому, что вам о нем рассказывали?

— Нет! В институте — лелеяли, а в театре — производство. Ну и времена были другие, более идеологизированные что ли. Но актеры были гораздо сильнее, просто сильнее. И конкуренция была! И в Ставрополе, и в Магнитогорске — труппа 52 человека. Не как сейчас! Сейчас молодежь заваливают ролями, а я первую главную роль получил через два года работы в театре.

— Вы преподаете сценическую речь у театральной молодежи. Зачем?

— А в Астрахани преподавал мастерство актера. Я пытаюсь передать все, что могу, и объяснить, что техника — только средство. Главное — душа!

— Должен актер менять театры?

— Как правило, меняют по молодости. Что-то не устраивает, чего-то хочешь, а тебя ни видят в какой-то роли. Я когда поехал в Белгород, поехал на одну роль. На одну роль поехал! Мне предложили Треплева в «Чайке». Сейчас времена другие. Коммерция поглотила и театр. К сожалению. Зарабатывать надо, я понимаю. Пытаюсь как-то приспособиться, жизнь-то идет. В 90-е, когда коммерция только начиналась, ездил в Минск, начинал репетировать в антрепризе. Но… Учись ценить то, что имеешь!

— Когда театр отдает предпочтение проверенным коммерческим пьесам, что чувствует актер?

— Если в коммерческой, плохой, неглубокой, легкой пьесе есть что-то, за что можно зацепиться душе, тогда это может быть. А если пустота полная, то я правдами-неправдами стараюсь увильнуть. Могу себе это позволить в силу возраста. Если соглашаюсь, то предполагаю, что что-то там можно сделать.

Сила воли очень важна. Наша профессия — сплошное насилие над собой. Сплошное! Нужно быть в определенное время в определенном месте и играть, например, комедию. Я обязан настроить себя! Актер существует сразу в нескольких измерениях: на сцене живешь мыслями и эмоциями персонажа, внимательно следишь за партнерами, слышишь зрительный зал, и что за кулисами. Это если по-настоящему. А если не по-настоящему, то и артистом не надо быть!

null

Театр, в отличие от кино, искусство сиюминутное. У него нет ни прошлого, ни будущего. А есть сейчас: происходит или не происходит. Приходит зритель — главный судья. Если мы нащупали верно, если контакт возникает с залом, то мы работали не зря. А нет — так и театра нет. Он тогда мертвый. Это главное. А заслуги… Ну да, 200 ролей. Ну да, воспоминания… Прошлое? Оно прошло… Будущее? Кто знает, что будет! Вот сейчас, сегодня, насколько социальные и другие условия соответствуют тому, что потребляет зритель? В этом смысле театр находится в сложном положении. Тем более театр провинциальный. Я специально не говорю «периферийный», потому что периферия определяется не расстоянием от столицы, а взглядами. Периферийность — это что-то отодвинутое от процесса вообще.

null null

НАША СПРАВКА

Родился 13 августа 1945 года в Пензе (Россия). Окончил Ленинградский государственный институт театра, музыки и кинематографии (1971). Работал в театрах Ставрополя, Белгорода, Магнитогорска, Таганрога, Астрахани, Бобруйска (с 1983 года). В то время город был более заметен на театральной карте Беларуси. Сегодня Дворянников — один из ведущих актеров труппы, на котором держится половина репертуара. За свою творческую жизнь сыграл около 200 ролей, среди которых выделяет: Треплева в «Чайке» (Чехов), Глумова в «На всякого мудреца довольно простоты» и Незнамова в «Без вины виноватые» (Островский), Фердинанда в «Коварстве и любви» (Шиллер), Императора Валентиниана в «Фаворите» (Дьюла Ийеш), Кассио в «Отелло» (Шекспир). С благодарностью вспоминает о режиссерах Феликсе Ташмухаммедове и Юлии Тамерьяне. Живет замкнуто. О себе говорить не любит. Считает, что все о нем могут сказать его работы. Не выносит категоричных оценок людям и себе.

Сказано:

«Толкаться локтями?! Боже упаси! Никогда этим не пользовался! Никогда в жизни! Никогда! Даже когда тяжело было. В какой-то момент человек должен… определить себе цену. Он может ошибаться. Может переоценивать себя. Может недооценивать. Но решить: вот это я умею и это я умею, а этого я не умею, этому я подучусь».

«Театр не элитарное искусство! Его, наверное, неправильно пропагандируют. Театр с драматургией Ионеско — этот театр, безусловно, элитарный. Сидят люди, разгадывают ребусы. Одним это нравится, другим — нет. Театр — площадное искусство, демократичное.».

«Репертуар меняется постоянно. Для того чтобы судить о театре, нужно в нем бывать!»

«Я не люблю, когда меня узнают на улицах! Иногда узнают. Я уже так давно здесь, что, может быть, кто-нибудь и был когда-нибудь в театре (смеется. — Прим. автора)».

«У актеров есть такой эгоизм взаимный: не получилась роль — режиссер виноват, а получилось — это я сделал! Мой педагог Рафаил Суслович говорил: режиссер и актер — это чиркалка и спичка, если что-то подмочено, огня не будет!»

«У меня было аж 35 директоров и главных режиссеров!»

«Путь к душе персонажа без затрат своих собственных не пройдешь».

«Я смею думать, что что-то умею в своей профессии, а как на самом деле, я представления не имею!»

«Ну кому это интересно! Я вообще никогда никому ничего не рассказываю. Пришли вы на спектакль, удовлетворил я вас — пишите, что вы увидели! Плохо, хорошо — я никогда не обижусь. А какой толк в разговорах?! Физически ощущаю, что не хватает времени! Я же не могу всю жизнь тебе рассказать!»

Евгения КОРКИЯЙНЕН

Фото Дмитрия МЯКИНА