На прошедшем 7 июня в Бобруйске концерте ансамбля народной музыки и танца «Флуераш» мы заглянули за кулисы и пообщались с участниками легендарного коллектива Молдовы.
Мероприятие проходило в театре. Комнату выхода на сцену, где обычно актеры проводят последние минуты перед своим звездным часом, заполнили артистки балета. Дамы были заняты макияжем. Одна из девушек уже, кажется, завершила все приготовления и даже облачилась в национальный костюм, но общаться с журналистом отказалась наотрез. Коллеги заверили, что это от стеснения: «Ей всего 17 лет». Зато Татьяна Баралюк, которая только в ансамбле «Флуераш» танцует 17 лет, а в целом на профессиональной сцене – 24 года, успевала одновременно давать интервью и орудовать кисточками с косметическими карандашами:
– Все, кого вы видите в этой комнате, танцуют с пяти-шести лет. Детские кружки, потом хореографическое училище, институт и, наконец, профессиональный коллектив и карьера танцовщицы балета. В программу обучения профессионального танцора обязательно входят занятия по гриму: дневной грим, сценический, концертный. Каждый вид соответствует случаю, условиям. Если сцена очень большая с ярким светом, то, помимо того, что мы красим ресницы, мы их еще и клеим. В остальных случаях накладные ресницы не используются. Когда сцена меньше, как в Бобруйске, достаточно ярких теней и стрелок, ярких румян и помады – чтобы лицо читалось с большого расстояния. Если сцена меньше, чем в театре Бобруйска, то грим для выступления нужен просто чуть ярче дневного.
Нам доводится выступать на самых разных сценах, больших и очень больших, как в Шанхае, Москве, Баку. Филармонию в Минске, где мы выступили 6 июня, я бы определила как среднюю по размеру сцену. Но если свет яркий, то макияж нужен более выразительный.
Зритель важен любой, независимо от величины сцены. Другое дело, когда работаешь на малой сцене или на средней – зритель находится ближе и ближе контакт с ним. Под большой сценой я имею в виду такую, где предусмотрена оркестровая яма, а значит, больше дистанция до глаз человеческих.
Мне повезло, в самом начале карьеры нас научила одна мудрая танцовщица. Она говорила: «Улыбайтесь! Смотрите людям в глаза и улыбайтесь, несите в зал позитивные эмоции». Мы были скромные молоденькие, еще стеснялись, зажимались, а она говорила: «Найдите двух-трех человек и читайте их глазами. Вы должны передать им всю бурю своих эмоций, всю свою позитивную энергетику. Найдите даже одного человека и, глядя ему в глаза, выдавайте все эмоции. Так постепенно вы научитесь распространять свои эмоции на всю аудиторию».
Все без исключения артистки балета уверены, что танцами стоит заниматься хотя бы для осанки и пластики. Впрочем, своих детей специально никто не заставляет. Сын Татьяны предпочел спорт танцам, а пятилетняя дочь занимает призовые места на танцевальных чемпионатах Молдовы, и мама приняла выбор обоих детей.
– Меня, например, в детстве не заставляли танцами заниматься, – признается Алла Руссу. – Родители запрещали идти на репетицию в качестве наказания за несделанные уроки. Танец был стимулом для меня! А для дочки – ну не потанцует и ладно.
– У нас нет понятия «фиксированный партнер», молдавские танцы насыщенны рисунками – круг, диагонали, – поэтому партнеры постоянно меняются. Так что можно сказать, что наш хореограф Юрий Владимирович Бивол (маэстро искусств Молдовы. – Прим. автора) успел потанцевать с нами со всеми, – улыбается Татьяна Студилко. – Каждая страна обладает своим колоритом, характером, спецификой. Танцор умеет выразить и прочувствовать нацию через танец. В Грузии, к примеру, женщинам не позволено в национальном танце делать то же, что и мужчинам. А у молдаван женщины и мужчины танцуют на равных. Причем молдавский танец очень динамичный.
Начало концерта я наблюдала за кулисами и убедилась, что молдавские женщины действительно не в состоянии просто стоять на месте, когда звучит их национальная музыка. До выхода на сцену еще минут семь, а стройные ножки уже скачут и притопывают в такт оркестру.
Танцоры перед выступлением чем только ни занимались: задумчиво осматривали мир и всех входящих на служебном входе театра, бродили взад-вперед по коридорам, вредничали с журналистами, переговаривались между собой на румынском и других незнакомых мне языках, время от времени уверяя, что большая часть реплик – комплименты, перекидывались в картишки за сценой, один даже дремал рядышком. Вдруг перед самым выступлением – сосредоточенная разминка уже в костюме, собранность, несколько взмахов напудренной кистью по лицу. С гримом незамысловатым, но необходимым, некоторым помогают партнерши. Я заметила, как Александр Волох пользуется такой привилегией. Он два года танцует в ансамбле народные танцы: болгарский, венгерский, молдавский, румынский. Александр учился в школе с хореографическим уклоном, но поначалу – в обычном классе:
– Я наблюдал, как ребята танцуют, слушал музыку и в какой-то момент почувствовал непреодолимое желание перевестись в хореографический класс. Так что получал классическую базу сначала в лицее, затем в академии искусств в Кишиневе.
В ансамбле четыре солиста. Один из них, Исидор Глиб, на профессиональной сцене с 2009 года. Он пошел по стопам своего отца Николая Глиба, народного артиста Молдовы. Даже в обычной жизни Исидор отдает предпочтение фольклору:
– В машине, по радио, помимо современной музыки, слушаю румынских исполнителей, все-таки мы с Румынией говорим на одном языке. Но больше на народном концентрируюсь. Всегда в поиске новых песен, чего-то свежего.
Мы в гримерной. До начала концерта остается каких-то полчаса, и коллега Исидора солистка Корнелия Штефанец тем временем у зеркала ловко подхватывает локоны горячими щипцами. Пока мы общались, она успела создать себе прическу, достойную приличного стилиста. У нее такой очаровательный акцент, который едва ли возможно передать в тексте. Это надо слышать, как и ее пение.
Корнелия рассказывает, что музыкальных оркестров в Молдове огромное количество, но таких коллективов, где работают вместе и музыканты, и танцоры, и солисты, лишь несколько на всю страну. Она признается, что ей трудно находить слова сначала на румынском, а потом на русском, что хоть петь она сегодня будет на румынском, даже те, кто не понимают языка, все равно почувствуют, о чем она поет.
Корнелия исполняет репертуар более близкий к Румынии, а Исидор – песни Молдавского региона. Молдавский и румынский фольклор настолько переплетены, что даже костюмы у двух стран очень похожи. На недавних Днях культуры Молдовы в Беларуси артистам довелось сменить пять костюмов – это не много, бывает и десять, и двенадцать смен образов за один концерт.
Правда, не все элементы костюма так уж удобны. Что поделать, если твои предки когда-то носили постолы поверх теплых вязаных носков, и сегодня такая обувь из сыромятной кожи – неотъемлемый атрибут национального костюма, хоть летом в ней, прямо скажем, жарковато. Не любить и танцевать невозможно.
Корнелия уверяет, что праздник в Молдове не праздник без музыки. Он должен запомниться далеко не только вкусной едой и напитками. Это не значит, что у молдаван нет проблем, просто музыка помогает их преодолеть.
Супруг Корнелии Марчел Штефанец, один из братьев-руководителей ансамбля «Флуераш» (оба – заслуженные артисты Республики Молдова. – Прим. автора), занимается и другими проектами, в том числе соединяет народную музыку с молодежными ритмами. Получается поп-рок, джаз. В таком стилизованном виде молодежь Молдовы и Румынии воспринимает фольклор с удовольствием.
В Румынии множество коллективов, которые пытаются соединить на первый взгляд несоединимые жанры. Результат получается невероятно интересным. Это способ объяснить людям, что национальная музыка очень красивая, и ее можно слушать не только на свадьбах, но и на больших концертах.
Ладно кларнет, дудки, аккордеон, скрипки, даже контрабас, но саксофон в оркестре национального ансамбля? Молдаване на мое удивление отвечали заверениями, что в процессе непрекращающихся смелых музыкальных экспериментов этот духовой инструмент уже практически стал народным, и он весьма интересно передает народные мелодии.
Ионикэ Прока семь лет назад был кларнетистом, а после перешел на саксофон и, как он сам выразился, «другие народные духовые инструменты»:
– Духовики играют самые тяжелые партии. Скрипок в оркестре обычно больше, а духовиков максимум шесть человек. Мы играем то, что нам принадлежит, что нам нравится – наш фольклор.
«И на нервах он тоже играет», – вставил свою реплику кто-то из старших коллег. «Да, музыка не всегда приносит только удовольствие, – кивает Ионикэ под общий хохот. – Если у музыканта что-то не получается, это приносит совсем другие эмоции».
Музыканты оркестра упражняются все свободное время – дома, индивидуальные занятия, совместные репетиции четыре часа ежедневно. «И еще ночью, иногда по выходным, за исключением дней рождений дочери», – уточняет Ионикэ.
Евгения КОРКИЯЙНЕН
Фото Виктора ШЕЙКИНА
СКАЗАНО:
«Главная эмоция молдавского национального танца – эйфория».
«Танцору удобнее прочувствовать нацию через танец».
«Мой отец с юга страны, он наполовину болгарин, наполовину гагауз. Мама наполовину молдаванка, наполовину русская. Во мне сплелись четыре национальности. И так у многих. Именно смесь национальностей и дает этот темперамент».
«Мы не просто танцуем технически, а и эмоционально».
«У нас в Молдове танцуют, поют и играют на различных музыкальных инструментах почти все».
«Кто-то может танцевать на дискотеке и чудно себя чувствовать. Другой вопрос, насколько ты можешь донести до зрителя то, что делаешь, да еще чтобы зрителю понравилось».
«По вашим аплодисментам мы сразу все поймем».
«В Минске нам кричали: «Мало!». Мы еле успевали переодеваться, а им было мало».
