Если в Западной Европе вы придете к художнику, чтобы купить у него работу, он отправит вас к своему арт-дилеру. В Беларуси знают: непосредственно в мастерской автора точно дешевле. В Украине или России, если художники, сотрудничающие с галереей, будут стремиться продавать свои работы через мастерскую, это может закончиться штрафами. У нас пока нет законодательной базы, которая бы регулировала отношения между художником и галереей, способствовала поддержке художественных проектов юридическими лицами. А если ты художник, который живет и творит в Бобруйске, то чтобы заработать на искусстве, тебе нужно очень постараться! Как правило, художникам приходится работать параллельно — дизайн, сотрудничество с архитекторами, роспись частных домов и офисов, преподавание… Немногие живут исключительно с продажи своих произведений.
Аттракцион невиданной щедрости
У Тихона Абрамова получается с трудом. Художник, несмотря на отсутствие «корочки», хочет называться профессионалом: «Дело в уровне, и это подтверждает мое попадание на семь республиканских выставок». Когда Тихона спрашивают: «Вы в каком стиле работаете?», он пожимает плечами: «Не знаю. Так, художник». В процессе беседы выясняется, что, скорее всего, все-таки модернист, причем его интересует все сразу: живопись, графика, скульптура. В основном заказчики Тихона Абрамова — знакомые в Беларуси и за границей.
Тихон легко расстается с работами: «Я их меняю. Три картинки — три кузова дров на зиму. До этого я их все успеваю использовать на выставках». «Вот (стучит по раме картины «Большие розовые и не только». — Прим. автора) — стоимость макета каталога, выпущенного после прошлогодней выставки бобруйских художников «Размышления о модернизме». Еще несколько картин Тихон подарил организации, которая этот каталог напечатала. Теперь обещает кому-то «два квадратных метра живописи» за создание сайта. Это хоть бартер. А иногда Тихон свои картины просто дарит. Тем, кто у него уже что-то купил: хочу, говорит, чтобы ваша коллекция росла. Объясняет тем, что не собирается тратить свое время на зарабатывание денег.
По рассказам Тихона, бобруйским «ценителям искусства» присущи некоторые особенности. В момент оплаты начинаются проблемы с деньгами. Или: «Подходит и так это слегка заискивающе: «Слышь, тока ты с меня-то много не бери! Но качество должно быть». Представляешь, вот ты приходишь в магазин и на ушко продавцу: «Продайте мне раз в пять дешевле». Что услышишь в ответ? Конкретный адрес!» Какой процент из того, что создал Тихон Абрамов, пристроено? Практически все. А это не десятки, а за сотню работ.
«Нет в Бобруйске рынка. Был. Жалкий, задрипанный, — вспоминает Тихон. — Был художественный салон в начале 1990-х на Социалке. Шесть лет существовал. Туда везли со всей Беларуси: керамику, напольные вазы, живопись, графику… Покупателей было валом!» Но так получилось, что в какой-то момент художники перестали приносить работы. Салон закрылся.
Чуть больше года назад в городе открылся салон «Графит». Просуществовал и того меньше. Сейчас это дизайн-студия. Причину Тихон видит в том числе и в окружающих людях: «У них другая шкала ценностей. Большинство не считает, что то, что сделает художник, тем более тот, что здесь, рядом, может чего-то стоить. Но «Мерседес» пойдет под пресс! А картину, если там есть искусство, ты своим детям отдашь. Они, если сообразят, — своим. Если картина через 25-50 лет продолжает быть интересной, вот тогда начинают прыгать цены! Но этим надо заниматься. Создавать имя художнику, формировать у зрителя вкус, то есть создавать рынок. Это совместная работа художника, галерейщиков, прессы и… сплетников. Художественность?! А кто говорит про художественность? Речь о бизнесе. О вложении денег. Долгосрочном. Сливки снимать будут потомки».
Художники и власть
Надежнее работать с салонами. Если, конечно, тебя покупают. Анатолий Концуб больше десяти лет живет за счет продаж своей живописи и керамики. В основном живописи, конечно. Она более востребована. «Чаще картины покупают люди, сами что-то понимающие. Некоторые обращаются к искусствоведам. Вот и получается, что в основном покупают действительно лучших, — считает Концуб. — Всегда будут люди, которые продают дешевого пошиба картинки на улицах. Находится и у них свой покупатель. Мы не об этом говорим».
У Концуба есть почитатели в Бобруйске, Минске и Москве. В январе на персональной выставке в белорусской столице у художника купили с десяток работ.
Своих покупателей художник условно разделяет на две категории: люди умные, образованные, интересующиеся, пытающиеся разобраться в искусстве — средний класс, привыкший считать свои деньги. И те, кто просит из фотографии жены сделать портретик ко дню рождения: «Я могу. Я профессионал. Одними этими портретиками можно было бы на жизнь заработать. Но к творчеству это чаще всего отношения не имеет».
Хотя Концуб член Белорусского союза художников, создал свой узнаваемый почерк, сделал около 15 персональных выставок, большого счета в банке у него до сих пор нет: «В Беларуси совсем другой уровень цен на предметы искусства. На выставке в Австрии мой этюд без рамы, работу 30 на 40 сантиметров, за два часа написанный, купил крестьянин за 300 евро, просто потому, что он узнал на картине свой сарай. Правда, там средняя зарплата выше. В Беларуси я за 300 евро вынужден продать самую большую свою картину, над которой месяцами работал».
В салонах художник сам назначает цену: «Если не готов ждать полгода, если нужны деньги «на хлебушек», ставишь небольшую сумму, чтобы картину купили завтра-послезавтра».
Когда я заговорила о свободе, обычно спокойный Анатолий Концуб на секунду вскипел: «В салон я делаю салонную живопись! Есть работы, которые там никогда не купят — работы не для кухни или спальни, а для коллекционеров. Таких людей у нас практически нет. В салоне мой этюд с цветочками, написанный за полдня, был продан в течение суток. А картина, которую я два месяца писал, переписывал, вкладывал свои мысли, энергию, силы, простояла два месяца и не нашла покупателя. Я ее обратно в мастерскую увез. И подумал: «Зачем делать что-то стоящее, когда вот так просто можно зарабатывать деньги!?» Хотя это плохо. Так нельзя».
Помимо салонов, есть еще поездки на пленэры в Австрию, Польшу и Болгарию. Там, на выставках, работы растекаются по частным коллекциям. Что Концубу понравилось в Европе, так это отношение власти к искусству: «В Австрии хозяйка гостиницы, где мы жили, купила картину — и получила налоговое послабление в бизнесе. Если человеку будет выгодно купить, при малейшей возможности он купит!»
Концуб уверен, отсутствие рынка плохо в целом для искусства: «В Бобруйске с населением в 220 тысяч человек работают всего 12 членов союза художников и еще около десяти трудятся вне союза. В австрийском городе Линце 190 тысяч населения, сотни профессиональных художников, десятки галерей, и все находят свою нишу».
Картины Концуба продаются в минских галереях «Мастацтва», «БелАрт» и «Концепция»: «Раз в месяц езжу туда за «зарплатой». Плачу подоходный налог. Вот только из моих доходов не делаются отчисления в пенсионный фонд».
Чистое творчество
«Я не знаю, что нужно, для того, чтобы развивался рынок искусства в Беларуси. Нормально жить художнику можно уже сейчас. Главное, не жить одним Бобруйском, — считает керамист, член союза художников Олег Ткачев. — Я работаю со всей Беларусью. Преимущественно с областными городами. Везде есть галереи, где меня знают и заказывают».
Сейчас союз художников — это общественное объединение. В советское время он имел другой статус — членам союза шел стаж, были госзаказы. Ткачев те времена не застал: «Сейчас нет даже отчислений в пенсионный фонд. Разве что ты согласишься быть ремесленником. Есть такой вид деятельности. Представляете, мэтр и вдруг пойдет в ремесленники!» К сложности в белорусском законодательстве, которую не принял Концуб, Ткачев отнесся просто: «А мне что?! Я не мэтр. Я оформился, то есть налог заплатил и могу спокойно по всей Беларуси продавать свои работы, не боясь, что делаю что-то незаконное».
В галереях Минска Ткачева любят — его работы хорошо покупают. Еще лучше идет продажа, если художник сам становится за прилавок.
Вечную дилемму художников — делать на продажу или для себя — Ткачев обошел: «Я делаю то, что мне нравится, и это продаю». С ценообразованием тоже просто: «Есть дорогие работы, есть дешевые. Я не могу за достойные деньги продать свою работу — ее никто не купит. Поэтому я уменьшаю цену и размер работ, делаю их доступными широкому кругу покупателей, но в самом главном я не поддаюсь конъюнктуре рынка».
Мы привыкли считать керамику вещью утилитарной. Но это не только горшочки-тарелочки: «Керамикой можно говорить серьезные вещи, вкладывать глубокие мысли, создавать любые образы. Если делаешь от души, обязательно найдутся люди, которым это нравится».
Помимо продаж (через галереи и собственных), есть еще заказы на корпоративные подарки и для виновников различных торжеств. Ткачев умудряется заниматься творчеством даже на заказ. Иначе ему не интересно.
* * *
В сегодняшних реалиях, наверное, следует говорить об умении художников строить рыночные отношения на уровне «спрос-предложение» в отсутствие рынка.
Покупка произведений искусства не гарантирует хорошего дохода. Зато посещение выставок, изучение каталогов, беседы с художниками, а по возможности еще с кураторами и галеристами — увлекательное времяпрепровождение, к тому же не требующее особых затрат. Если заниматься этим постоянно, появится субъективное представление о мире искусства и любимые авторы. Говорят, где-то на этом этапе и возникает желание приобрести авторское произведение.
Евгения КОРКИЯЙНЕН
Фото Федора ПРОКОПОВА
