30 ноября исполняется 110 лет со дня рождения Михася Тихоновича Лынькова, талантливого писателя, творческое становление которого проходило в Бобруйске. Работая на посту ответственного секретаря, а затем и редактора газеты «Коммунист» (сейчас — «Бабруйскае жыццё»), ему удалось собрать вокруг этого издания немало одаренной молодежи, дать путевку в литературу многим писателям и поэтам.
Вопросы о бобруйском периоде жизни Лынькова «КК» задал Михаилу Павловичу Кенько, кандидату филологических наук, доценту кафедры теории литературы филфака БГУ, журналисту и переводчику. Михаил Павлович — автор книги «Мiхась Лынькоў «Летапiс жыцця и творчасцi» («Унiверсiтэцкае»: Минск, 1987), участвовал в подготовке восьмитомника Лынькова («Навука i тэхнiка»: Минск, 1981-1985).
— В детстве прочитал «Миколку-паравоза», и он мне просто запал в душу, — рассказывает мой собеседник. — Я, как и Лыньков, сын железнодорожника, и эта книга была у меня настольной. Тема войны меня тоже очень интересовала. О «дорогах отступления» Великой Отечественной я впервые прочитал у Михася Тихоновича, другие писатели начинали с победы под Сталинградом, Курской битвы. Роман «Векапомныя днi» стал для меня откровением (это теперь у нас есть Быков, Шамякин, Мележ, русская военная проза). Это обусловило мой интерес к жизни и творчеству Михася Тихоновича. Поэтому я охотно взялся готовить один из томов его восьмитомного собрания сочинений, не раз писал о его творчестве.
— Как Михасю Лынькову за короткий период — с 1925 до 1930-го — удалось так «вырасти»: от селькора до признанного писателя, наставника начинающих, редактора газеты?
— Движение селькоров и рабкоров было очень сильно в двадцатые годы. Уже в 1922 году Лыньков, учительствуя в Свержене, посылал корреспонденции в газеты. Начинал он как поэт: в «Коммунисте» есть его стихотворные публикации. Его заметили, пригласили работать в газету. Лыньков был очень энергичным, деятельным журналистом. Любил писать фельетоны. Но надо сказать, что с самого начала работы в газете у него была склонность к художественной литературе. Он много печатался в альманахе «Уздым» бобруйского филиала «Молодняка», а также в «Вясне», литературном приложении к «Коммунисту». Пробовал писать пьесы. Но наиболее полно он раскрылся в молодые годы как новеллист.
— Михась Тихонович после смерти родителей воспитывал брата и двух сестер. В 1927 году в свою семью он привел первую жену Хану Абрамовну. Что о ней известно?
— C первой женой он познакомился в Свержене, она была учительницей. Рассказ «Гой», о любви еврейки и белоруса-красноармейца, который сделал Лынькова знаменитым, возможно, в чем-то автобиографичен. Вообще, у писателя в ранних произведениях было немало образов местечковых евреев, причем образов, реалистичных, не карикатурных. Теме антисемитизма он тоже отдал дань.
Хану Абрамовну и Марека, сына Лынькова, убили фашисты в 1941-м. Их схватили, когда они гостили у золовки где-то в Стародорожском районе. Софья Захаровна Лынькова, вторая жена Михася Тихоновича, не очень любила говорить о Хане Абрамовне. Помню, однажды сказала с сожалением: «Она же могла спастись — побоялась лететь на самолете».
Смерть жены и сына для Лынькова была страшным ударом. У него со второй женой не было своих детей, но было трое приемных.
— В каких произведениях Лынькова можно узнать Бобруйск тех времен?
— Я посмотрел том публицистики и удивился: столько лет он проработал в «Коммунисте» — но на городскую тему почти ничего нет, а про какие-то события под Бобруйском, скажем, в Телуше — есть. Может, тогда у них была установка давать больше сведений из округи, может, о городской жизни был назначен писать кто-то другой. Я думаю, в повести «Апошнi зверыядавец» можно узнать Бобруйск. И в некоторых рассказах.
— Как вы думаете, что заставляло Лынькова всю жизнь помогать коллегам, особенно начинающим поэтам и писателям?
— Ну, во-первых, у него и должность была такая. Ему писали, а он как честный человек обстоятельно и добросовестно отвечал. Но, кроме того, он был жутко популярен — как новеллист. Его считали авторитетом, человеком сведущим. Он умел видеть чужой талант.
Возможно, это отголоск организационной работы в литературном объединении «Молодняк». Стараниями Лынькова были созданы два его филиала: в Бобруйске и в Рогачеве. Это было не какое-то формальное общество, нет. Шла активная работа. Например, приезжает он в какую-то деревню, поселок, брать информацию для газеты и между делом спрашивает: кто у вас пишет? Находит этих людей, подбадривает: «Давайте, хлопцы, смелей пишите. У нас филиал есть в Бобруйске, будем встречаться, будем обсуждать друг друга, посылайте ваши произведения в газету». Редакционную переписку с писателями он вел сам: отмечал удачи автора, подсказывал, как справиться с недостатками.
— В качестве председателя Союза писателей (1938-1948) Михась Тихонович был связан со многими творческими людьми Белоруссии. Как Лынькову, который был всегда на виду, удалось избежать сталинских репрессий?
— Я спрашивал об этом и Софью Захаровну, и сам дотошным образом просматривал газетную публицистику. В годы репрессий не щадили никого. Чуть человек выдвигался на какую-то должность... Часто забирали после «разоблачительных» публикаций. Очень изощрялись в литературных доносах Кучер, Огнецвет, Бендэ. Некоторые искренне верили, что они борются за чистоту рядов партии, но были доносы и из зависти. Михась Лыньков был видный деятель, под него тоже шел подкоп. Вышла статья «Положение в Союзе писателей Белорусии» Ольги Войтинской, корреспондента всесоюзной «Литературной газеты», — об «уклонах» и прочих «прегрешениях» белорусских писателей, прозвучало там и его имя. Такой сигнал, да еще из Москвы! После войны она у него прощения просила за этот литературный донос.
За ним однажды приходили. Но бог миловал: он был в этот день на встрече с избирателями в Полоцке, шла предвыборная кампания. А там как раз подоспели следующие события. К 1936 году Сталин понял, что надо хоть кого-то оставлять. И тогда в одночасье по всем республикам самых популярных писателей наградили орденами. Лыньков был награжден орденом Ленина. Орденоносцы тогда были в большом почете. Но от репрессий и это не спасало. Многих потом тоже арестовывали, но Лыньков уцелел. Сейчас поднимаются архивы тех времен, я знакомился с некоторыми материалами и ни разу не встретил свидетельств того, что Лыньков кого-нибудь опорочил. Если кто-то был уже арестован, то он — что уж делать — в отчете о деятельности Союза писателей очень осторожно упоминал их. Софья Захаровна рассказывала, что Михась Тихонович встречался с теми, кто возвращался, некоторым помогал. То есть он не боялся, что кто-то приедет и бросит в лицо ему обвинения.
Анна ЛАПИЦКАЯ
Фото автора
