Судьба – дама непредсказуемая. Прошло уже полгода, как актер Игорь Бурак, который всю свою профессиональную творческую жизнь прирастал к Рижской сцене, с удовольствием служит в бобруйском театре, у себя на родине. Как так вышло?
Интервью с актером Русской драмы, Рижского ТЮЗа, а нынче Могилевского областного тетра драмы и комедии Игорем Бураком о «шапировцах», о том, как умирают театры, и о том, как важно быть на своем месте.
— Игорь, сколько вам лет? Не по паспорту, конечно, а по настроению.
— Пожалуй, 25. Это только по документам мне 41 год, а когда я занимаюсь любимым делом, ощущаю себя вдвое моложе!
— А сейчас вы любимым делом занимаетесь?
— Абсолютно. Я ради этого в Бобруйск приехал. Без месяца год назад состоялась первая встреча с худсоветом бобруйского театра. Спустя полтора месяца я приехал в родной город уже на прослушивание. Меня приняли. Теперь стараюсь оправдывать данный мне кредит доверия.
— Расскажите о вашей актерской школе.
— В 80-х годах я пошел в народную театр-студию в Риге. Вел ее Олег Фомин, ТЮЗовский актер. Фомин говорил, что я зажатый. В 1986-м на глаза попалось объявление о наборе актерского курса для Русской драмы в государственную консерваторию Латвии. Мой будущий педагог, мэтр Аркадий Фридрихович Кац, хитро так посмотрел на меня и спросил: «Шо вы, шо вы, откуда вы-таки родом? Ой, такой известный город!» Ну и… в общем, взял, на что Олег Фомин только и смог выдохнуть: «Да ну на фиг». Что такое театр, что такое выйти на авансцену и почувствовать зал, я понял у Олега Фомина. А уже Аркадий Фридрихович развил все это дело, направил.
— А в Риге вы как оказались?
— Мой отец военный. Сейчас они вместе с мамой живут в Бобруйске. Но в свое время семье довелось помотаться по свету: Чукотка, Чехословакия и, наконец, Рига, где в 1981 году я пошел заканчивать 10-й класс. Но детство, родина ассоциируются у меня только с Бобруйском.
А потом в Риге началась революция, капитализм. Родители плюнули на это дело и уехали. А у меня к тому времени уже была семья, работа и любимый театр. Я отец двух дочерей: старшей Насте 16 лет, младшей Владе восемь. Они все в Риге остались… Что-то я мысль потерял. Так складно говорил…
— Революция в Риге, а у вас семья, работа…
— Так вот. Жил я там, служил в театре, сначала в Русской драме, после — в Рижском ТЮЗе. А потом ТЮЗ распался. Исключительно по экономическим причинам. Тогда, в 90-е, в Риге творился беспредел. Хотя и сейчас там то же самое почти…
В трудные времена, помимо работы актера, довелось и стоянки охранять, и менеджером среднего звена, и сантехником-стекольщиком в тепличном хозяйстве работать. До армии я успел по первой специальности потрудиться – киномехаником, после армии – инженером на предприятии. Русским в Латвии всегда говорили: «Латвия для латышей». Мне это надоело и я решил что-то поменять в своей жизни.
— Как не стало Рижского ТЮЗа?
— В 90-е годы министром культуры Латвии был маэстро Раймонд Паулс. Он очень сильно повлиял на трагическую судьбу рижского ТЮЗа, которым руководил Адольф Яковлевич Шапиро. Шапиро поставил пьесу, которая пришлась не по душе Паулсу, и тот решил уничтожить ТЮЗ. Первым делом у нас отобрали здание, сославшись на то, что его необходимо вернуть бывшему владельцу — баптистской церкви. Шапиро в тот момент был уже председателем международной ассоциации молодежных театров. А тут ему предлагают переехать с ТЮЗом в клуб на окраине! Шапиро отказался и уехал во МХТ. Остальные актеры? Многие перебрались в Москву. Мэтров рижского ТЮЗа пригласила Русская драма.
Спустя год, в 1998-м, «шапировцы» собрались вновь. Разумеется, из числа актеров, оставшихся в Риге. Меня тоже пригласили, и это было здорово. Мы снова ставили спектакли, зарабатывали, существовали как частная фирма. Вроде ИП в Беларуси, только с послаблением по налогам. У нас был свой зритель, несколько арендуемых помещений для репетиций. Мы ездили со спектаклями по всей Латвии. В конце концов в центре старой Риги нашли подходящее здание с залом на две сотни человек. Обрадовались было, но капитализм делал свое дело. Цены на аренду взлетели. Мы не потянули расходы. Бизнесмены театру не помогали, даже русские.
В Беларуси театр – госучреждение. Так оно и должно быть. Я видел, что происходит, когда театр «сбрасывают» на самоокупаемость. Он умирает. При Раймонде Паулсе была разогнана еще и Рижская оперетта. Сейчас там просто модный ночной клуб. Причина? Паулс сказал: «Нерентабельно, надо сокращать».
В Латвии капитализм: хочешь заработать — иди заработай. Русская драма сейчас переживает глубочайший кризис. Зато разнокалиберные заезжие звезды в Риге хорошую кассу собирают.
Уже не первый год одна из наиболее актуальных тем в латвийской прессе и на телевидении – тревожная тенденция деградации и наркомании среди подростков. А все потому, что дети не знают о том, что помимо глянца, гламура, тупых американских фильмов, идиотских мультиков и прочей мишуры, существует настоящее — душевное, светлое, доброе. Им негде это увидеть.
— Каких героев чаще всего «примеряли» на вас режиссеры?
— У меня типаж социального героя. Приходилось играть и героев-любовников, и характерных персонажей. А вообще я профессионал и готов играть все! Настоящий актер никогда не скажет: «Это не мое». Подспудно в душе все равно крутится: надо попытаться. Мне ближе жанр трагикомедии, когда то смешно, то вдруг плакать хочется.
— Распространено мнение, что актеры — народ ветреный, однолюбы среди них — большая редкость. Что скажете?
— Да, в свое время ветер в голове погуливал. Я был женат, но лишь по прошествии какого-то времени понял, что если в отношениях что-то не ладится, виноват мужчина. Семью можно сравнить с хрустальным шариком: одно неосторожное движение — он может выскользнуть из рук и разбиться. Осколки уже не склеишь. Насчет однолюбов не знаю, но влюбляться нужно. Это великое чувство нужно испытать хотя бы однажды.
— Люди творческих профессий чаще рвутся в столицу, даже если она не родная…
— Мне тот же вопрос задали на худсовете в Бобруйске. А я так скажу. Делать свою работу можно в любом месте, главное, чтобы была возможность ее делать. Зритель он и есть зритель, хоть в Минске, хоть в Риге, хоть в Бобруйске. Он пришел смотреть спектакль. А ты, актер, должен выйти и сыграть этот спектакль. И все. А что еще нужно?
— Профессию актера сложно назвать прибыльной и спокойной. Но находятся самоотверженные, которые приходят в театр жить и работать. Почему?
— Я очень хорошо помню первое занятие актерского мастерства в консерватории. Заходит мэтр Аркадий Фридрихович Кац с супругой. Мы сидим, не дышим. А он произносит: «Дети, вы сейчас вступите в очень страшную профессию. Она калечит, она убивает. Если кто-то из вас встанет и уйдет, я буду уважать этого человека». Тогда, правда, никто не ушел, но двое покинули наш курс в течение первого года учебы. Одного «ушли», а второй сам осознал, что не справится.
Позже я понял, насколько точен был наш педагог. Но если ты сделал свой выбор, неси этот крест. А я, с тех пор, как впервые почувствовал, что такое аплодисменты благодарной публики, ничем другим не хочу заниматься.
— У вас такой взгляд ехидный, прямо искрит…
— Да поймите, я счастлив, у меня уже три премьеры на новом месте состоялись: в детском мюзикле «Мэри Поппинс», в спектаклях «Сцены у фонтана» и «Старший сын». Четвертая премьера сейчас готовится к юбилею актрисы Елены Сафроновой – водевиль «Войдите, вы ошиблись дверью» по пьесе Птушкина. Меня «колбасит», давно такого не было. Я приехал, мне столик дали в гримерке, я сюда своих штучек наприносил, я тащусь. Театр работает, театр живет! Ты отыграл свою сцену, уходишь за кулисы, тебе передают пиджачок, готовят к следующему выходу – это ка-а-а-айф! В Риге осталась часть моей души. Но здесь мне лучше.
