26 апреля мы будем отмечать… Нет, не будем. Подобные даты обычно не отмечают. Их просто вспоминают. Начало Великой Отечественной, уничтожение Хатыни, Чернобыль. Черным маркером прошли эти дни по истории Беларуси и ее жителей. Время, конечно, неумолимо, но чем дальше в прошлое уходят такие события, тем ценнее их свидетели и артефакты. Кто, как не они, могут рассказать о том, что уже вошло в школьные учебники? Рассказать не беспристрастно (какое уж там беспристрастие, если речь идет о трагедии?), но достоверно. Уже выросло целое поколение, для кого Чернобыль — всего лишь веха в истории, но живы и те, чью жизнь день 26 апреля 1986 года разделил на «до» и «после». И не только они.
Малиновки не слыша голосок
Свидетелями и памятниками тому событию стали сотни заброшенных деревень, разбросанных по нашей республике. По данным МЧС Беларуси, с карты исчезли 447 населенных пунктов, где проживали около 150 тысяч человек. Появилось даже топографическое определение «нежил». Немало таких «нежилов» и в нашей, Могилевской, области. Целые зоны отселения пятнами разбросаны по региону. Чериковский, Славгородский, Краснопольский районы. В канун 27-й годовщины Чернобыля мы побывали в одной из таких зон отселения.
…Узкая лента шоссе петляет, словно хочет запутать следы. Только и успевай «вписываться» в повороты. Дороги «Чериков — Костюковичи» на картах 80-х еще нет, строилась она позже. Наверное, была необходимость. Ныне машины тут — большая редкость. Концевые населенные пункты невелики, а промежуточные деревни превратились в… камни-памятники. Первый такой камень «встречает» уже в восьми километрах от Черикова. Деревня Веприн. Мемориальная доска на камне читается как надпись на могильной плите: «Количество семей 386, жителей 1028, захоронена в 1999 году». 1028 душ — это целый поселок. Теперь вся его история в трех скупых строках. Большая была деревня, знатная. В обе стороны от шоссе разбегаются серые дорожки. Асфальт еще виден. Попробовать, что ли, ехать?
Невзирая на запрещающий знак со значком «радиация», сворачиваю с шоссе. То, что было деревенской улицей, тянется почти на километр вглубь. Вдоль молодых деревьев и какого-то гнетущего безлюдья. Дальше только лес и болото…
А вот еще одна заброшенная деревня. Малиновка. Дата «смерти» та же, только людей поменьше: 364 человека. И снова давно заросшие карманы остановок и вымощенные асфальтом улицы. По одной из них бодро идут два человека в рабочих спецовках.
— Вы местные? — спрашиваю.
— Ну как местные? Из Черикова. Жильцов тут давно нет. Последний уехал летом прошлого года. На 13 лет пережил деревню.
Мои собеседники оказались рабочими РСУП «Радон». Предприятие с говорящим названием тут не случайно. Его работники в числе прочего занимаются захоронением деревень. Вернее, того, что от них осталось. От Малиновки остались только пара двухэтажек, построенных из железобетонных блоков, деревянных домов нет и в помине.
— С того момента, когда деревня признана нежилой, прошло 14 лет, а под бульдозер пускаете только сейчас. Зачем?
— А чтоб глаза не мозолила тем, кто по дороге едет. Дома-то строились уже после аварии. Хотели тут людей удержать. Даже улицы все заасфальтировали, фонари поставили, свет в дома провели. Думали, уйдет радиация. Не ушла.
— А жители-то где?
— Много вопросов задаешь. Лучше у Валеры спроси. Он тут «бугор». Бригадир, значит.
Бригадир РСУП «Ратон» Валерий Максимков оказался человеком разговорчивым и дружелюбным.
— Жители переселены. Кто куда. В основном — в поселок Майский. Он в пяти километрах отсюда. Деревню захораниваем в первую очередь для того, чтобы бомжи и мародеры не растаскивали стройматериалы. Роется котлован, в него бульдозером сгружается все то, что когда-то было зданием. Потом землей сверху. Разбирали здесь не только железобетонные дома, но и деревянные. От крыши до окна вручную, потом, опять же, техникой. Таких могильников здесь полно. Скоро школу будем разбирать. Она в лесу.
Каникулы forever
Провожатым вызвался быть рабочий по имени Игорь. Малиновская школа — единственное уцелевшее здание в деревне. Школа большая, двухэтажная. Со всех окрестных деревень ходила сюда детвора. На машине здесь не проехать. Дороги уже не видно. Открывшаяся взору поляна оказалась школьным двором.
— Только на змею не наступите, — предупредил Игорь у входа в здание.
— А что, встречаются змеи?
— Да полно.
Типовая школа, построенная по типовому советскому проекту. Бобруйская СШ № 2 один в один такая же. Кабинеты без окон, без дверей.
— Здесь каждый кирпич «светится». Было бы чисто, давно разобрали бы! — поясняет мой собеседник.
С другой стороны от здания школы лес. Задний двор. Тут еще снег и капель. Кажется, сейчас прозвенит звонок и выбежит на улицу детвора. Девочки — на школьный двор. В классики и резиночку, мальчики — сюда. Пачка сигарет разойдется за раз. Но который год здесь идут каникулы. Каникулы навсегда.
По пути из школы решили проведать дом последнего жителя. Того самого, о котором говорили рабочие. Покосившийся деревянный дом пустует с августа прошлого года. Хозяин, как позже удалось выяснить, переехал в Чериков к сыну. Глиняный кувшин деревенского умывальника на раскоряченном дубе — единственный уцелевший предмет. Все остальное разбросано и разломано. «Раскiданае гняздо» на новый лад.
— Вот сломаем дом, — грустно замечает Игорь, — и через год тут ничего не останется. Даже траву не надо специально сеять, как это было раньше. Природа все сделает сама.
Год — всего год — на то, чтобы стереть деревню с лица земли. Словно и не было здесь ничего.
Главный праздник Зоны
Поселок Майский, что в пяти километрах от Малиновки, когда-то был обычной деревней на пару десятков дворов. Такой же, как захороненные ныне окрестные Веприн, Чудяны, Савиничи, Холмы. Свою вторую жизнь получил он в конце 90-х. Тогда сюда начали переселять жильцов всех упомянутых деревень. Улица, сплошь застроенная кирпичными трехэтажками, делит поселок на две части. Дома для переселенцев. Стучусь в первое попавшееся окно. Тишина.
— Ой, да нет тут уже давно никого, — говорит пожилая сельчанка. — В лучшем случае по две квартиры на подъезд заняты. К магазину подойдите. Там, может, встретите кого.
Возле сельмага и вправду оживление. Десять человек ожидают новый товар. Среди них и Надежда Анатольевна Елисеенко, жительница той самой Малиновки. В той прошлой, дочернобыльской, жизни было все, что согревает душу обычной селянки — дом, муж, подсобное хозяйство. Но муж умер, дочка вышла замуж и уехала в Украину, а деревню, в которой жила, пустили под бульдозер. Сейчас она хозяйка одной из квартир этих полуживых трехэтажек.
— Сначала, конечно, всех перевезли сюда, — говорит Надежда Анатольевна. — Но потом люди, у кого была такая возможность, стали разъезжаться. В Могилев, в Бобруйск, в Минск. Собрали вещи, побросали квартиры и уехали. А те, кому некуда ехать, остались. А вам квартира тут не нужна? Выбирайте любую и живите. Правда, в лес не пускают. А как нам без грибов и ягод? Всю жизнь собирали.
Управляющая делами местного сельского исполкома Вера Петровна Гавриленко смотрит на происходящее оптимистичнее.
— Сейчас в поселке проживают 450 человек. А когда-то было 900. Зато детей много. 121 жителю Майского нет еще и семнадцати.
— А куда работать они пойдут, когда вырастут?
— Есть СПК «Колхоз «Знамя», школа, библиотека, фельдшерско-акушерский пункт. Кто хочет — сможет найти работу.
Последнее впечатление, почерпнутое из путешествия по зоне. Как рассказали жители Майского, единственным «оживленным» местом в заброшенных деревнях остались… сельские кладбища. Все переселенцы хотят быть похоронены там, где, как они сами говорят, «пуп закопан». Тело переселить можно, а душу… Вот и Надежда Анатольевна, прощаясь, говорит о том же.
— На Радоницу на здешних кладбищах много людей бывает.
Радоница давно стала главным праздником Зоны. День поминовения усопших сам собой превратился в день памяти деревень, оставшихся ныне лишь на географической карте. И то лишь с пометкой «нежил».
Дмитрий СУСЛОВ
Фото автора
