Протоиерей Андрей Мильто, настоятель храма Святого пророка Илии, уже пять лет служит в воспитательной колонии. «Моя задача рассказать, что и здесь, в колонии, есть Бог. И что он помогает», — говорит о. Андрей. Работа священника в детской тюрьме похожа на вычерпывание бездонного сосуда: каждый год колония обновляется примерно на 80 процентов. О семимильных шагах в воспитании малолетних нарушителей говорить не приходится: снова и снова надо добиваться доверия заключенных подростков.
— Сложно ли служить в колонии?
— С одной стороны, это очень сложно. Это место, где пребывают преступники — люди, которые преступили закон. Но среди них находятся и те, кто понимает свою ошибку, осознает вину. Их надо найти, достучаться до каждого. Это трудный путь, но радость оттого, что что-то получается — есть.
Обычно посещаю колонии по воскресеньям, случается и по несколько раз в неделю бывать. Служу, провожу беседы… Ребята исповедуются, причащаются, крестятся, пишут записочки — чтобы помянул их родных в молитвах, которые читаю в храме.
— И часто ли пишут вам такие молитвенные списки?
— Нередко. Здесь, в колонии, обостряются родственные чувства. Парень понимает, что мама — это мама, а папа — это папа. А ведь много неполных семей... Родственные отношения поднимаются на новую ступеньку. И когда что-то случается во внешнем мире, если кто-то умер или заболел, они мятутся, не знают, что нужно сделать. Я говорю: ребята, давайте вместе помолимся, а потом посмотрим на результат. Результат виден, потому что в следующий раз ребят приходит больше.
— Сколько прихожан в храме?
— Сколько постоянных — не могу сказать. Один раз приезжаю — их три человека может быть, а в другой раз придут 25-30. А теперь, когда мы показываем фильмы православной тематики, приходит еще больше. Кто-то дремлет — это понятно, а кто-то смотрит.
О постоянных прихожанах можно говорить, наверное, только в обыкновенном храме. А в воспитательной колонии этот вопрос неуместен из-за специфики. Сюда попадают на семь, на восемь месяцев, на год. Идет постоянная ротация — и слава Богу.
— Отец Андрей, сложно ли привлечь к церкви трудных подростков?
— Естественно, их не возьмешь за руку и не приведешь. Большую роль играет пример. Когда новоприбывшие видели, что Федя и Саша, которые мне постоянно помогали, идут на службу — они сами шли, без опаски, что кто-то их будет осуждать.
Я обычно спрашиваю — кто ходил в храм, поднимите руки. Поднимают… А сколько ты раз ходил? «Ну там… пару раз был». Пришел, посмотрел и быстренько ушел.
— Охраняется ли тайна церковной исповеди законом?
— Тайна исповеди сохраняется, безусловно. Это основной устой. Впрочем, я никогда не пытался узнать секреты этих парней. Для меня важнее, что двигало человеком, когда он поступал так или иначе. И как он сейчас относится к содеянному.
— Нужна ли специальная подготовка священнику, идущему к заключенным?
— Я думаю, что специальной подготовки — как священнику — не требуется. А вот поговорить со священником, у которого есть опыт служения в колонии, будет полезно. У нас тут детская колония — это своя специфика. Это тюрьма не в полном смысле этого слова. К заключенным иное отношение. Меня приятно удивило, что те, кто их охраняет, называют их детьми. Не зэками.
— Николай-Угодник действительно покровительствует заключенным?
— Я бы не ограничился Святым Николаем при всем уважении и любви к нему. Николай помог осужденным, но у многих святых есть случаи, когда они помогали тем, кто находился в заточении. Есть Анастасия Узорешительница. Есть Сергий Радонежский — наш родной русский святой, который тоже помогает.
— Есть ли у вас возможность ходатайствовать о заключенных?
— При пересмотре дела, при амнистии лишнее доброе слово тоже идет в зачет. Но я еще не ходатайствовал ни за кого. В этом нет необходимости — сроки, как правило, невелики, ребята быстро освобождаются сами.
Анна ЛАПИЦКАЯ
Фото Федора ПРОКОПОВА
