Обыск, допрос, отстранение от выступлений, «утерянная» Олимпиада, суд, оправдание. Подробности событий прошедшего года — от бобруйского каноиста Максима ПЕТРОВА.

Шмон  по-французски

— Честно говоря, я уже не разложу в точности по дням все события весны прошлого года. Все началось во время второго сбора, который наша команда проходила во французском Ле Тампль-сюр-Ло. На четвертый день к нам приезжали представители французской NADA — Национального антидопингового агентства. Мы сдали тесты. Я вообще не обратил на это внимания: был чист, да и вид спорта у нас такой, что найти-то и нечего. Разве что по «подставе»…

Через две недели представители NADA вновь приехали на базу. Да не одни, а вместе с таможенниками. А через час к ним присоединились жандармы: человек 15–20, прибыли на автобусе, вооруженные автоматами. И начался, как у нас говорят, шмон. В моей комнате, правда, вещи не трясли — просто поставили человека у дверей, чтобы никого не пускал. А вот другие номера проверили основательно.

Обыск шел долго — мы даже успели на тренировку сходить (не ломать же график) и вернуться. Затем вся эта «спецбригада» уехала. Но то, как оказалось, была только «первая серия»: около восьми вечера несколько человек, в том числе и меня, вызвали на допрос. Вопросов было немного: кто я, как выступал, что выигрывал, кто тренер… А еще — принимал ли милдронат, давал ли мне его тренер или, может быть, подсыпал незаметно. Всего штук десять вопросов, задаваемых в разном порядке, кругами…

Отстранить до выяснения

— Позже выяснилось, что в моей пробе были обнаружены следы милдроната — остатки после приема этого препарата в 2015 году, еще до того, как он был внесен в список запрещенных. Причем остаточные были с небольшим превышением нормы: при допустимом одном нанограмме у меня оказались 1,2. Мы объясняли, что это связано с индивидуальными особенностями моего организма — замедленным обменом веществ. Но…

В конце апреля в Бресте проходил этап Кубка Беларуси. Я был готов очень хорошо. Но за день до старта тренер сборной Владимир Шантарович подошел ко мне и сказал: «Максим, надо поговорить». Разговор был короток: «Наша федерация в целях безопасности решила тебя от стартов пока отстранить. До той поры, пока все утрясется». Тогда еще оставалась надежда, что «все утрясется» до чемпионата Европы: по его итогам я мог получить лицензию от МОК и поехать на Олимпиаду. Но и на Евро я тоже не поехал: теперь уже и Международная федерация гребли приняла решение об отстранении «до выяснения».

Я понял, что на Играх‑2016 мне не выступить. Но продолжал тренироваться — один, за свой счет. Убеждал себя: вдруг все-таки что-то изменится в последний момент, а я не готов… Понимал, что шансов ноль, но продолжал ходить на тренировки как фанатик.

Олимпиада по ТВ

— Игры я смотрел по телевизору. Нет, не думал о том, что «было бы, если бы я»… Но вот когда были заезды двоек — очень обидно было за братьев Богдановичей. День финала — это была их погода, а если учесть их уровень готовности, то, верьте мне, они бы стали минимум третьими.

Очень обидно за Сашу. Так сложилось, что мы с ним больше общались, чем с Андреем. Я знал, что эти Игры были бы для него последними в карьере — он мне говорил: «После Рио ты, Макс, может быть, в двойку сядешь. А я уже пойду…».

Очень радовался, когда наши девчонки-байдарочницы завоевали бронзу. Я так считаю, что они могли бы и за первое место побороться, если бы… Во‑первых, они были готовы не лучшим образом, во‑вторых — в Рио не поехали не только гребцы-мужчины, но и тренерский штаб. То есть вместо основных тренеров поехала другая команда. Все это, конечно, сработало в минус. С другой стороны — девчонки очень хотели отомстить за нас, это я тоже знаю.

«Добрый» и «злой» адвокаты

— Суд по нашему делу неоднократно переносился: с начала сентября на начало октября, затем на 7 ноября. В швейцарскую Лозанну мы ехали уверенными в своей правоте. Хотя и допускали, что исход может быть любым…

Зал суда был небольшим по размерам. С одной стороны наш стол, с другой — стол французской делегации, посередине — судьи. Мы выступали первыми, как истцы. Перед выступлением я волновался: знал, что прав, но все равно был колотун… На вопросы тем не менее ответил уверенно. Один лишь раз замялся — когда адвокат французов подсунул мне какой-то документ: мол, здесь ваша подпись, что вы на это скажете? Саша Богданович, который сидел рядом, подсказал мне: «Макс, тут даже твоей фамилии нет». Я на это и указал. Адвокат сделал вид, что слегка удивился: «Да, правда? Ну, ладно…» — и убрал эту бумажку.

Заседание проходило с девяти утра до пяти вечера с двумя перерывами. После первой части к нам подошел один из адвокатов французской стороны, сказал: «Молодцы, вы хорошо подготовились». И еще что-то вроде «Удачи вам!». Далее на суде выступал в основном второй их адвокат. Да как выступал: кричал, тряс какими-то бумагами, говорил, что всех обязательно выведет на чистую воду… Как в дешевом кино, честное слово. Второй — тот, что подходил к нам — сидел спокойно, рисовал какие-то загогулины на бумаге, иногда фыркал после слов коллеги. Судьи, кстати, тоже очень тепло к нам относились. Во всяком случае, мне так показалось.

Решение должны были огласить в течение недели. Потом этот день стали переносить. А 20 января мне позвонил доктор сборной и поздравил…

«Хочу подольше побыть в спорте»

— Теперь осталось дождаться официального уведомления от французов, что они не имеют претензий конкретно ко мне. Каждый день проверяю свой электронный ящик — жду, что они хотя бы извинятся. Хотя и не настаиваю — отношусь к этому спокойно, все уже перегорело…

Причины всей этой эпопеи, как по мне, очень просты. Много стран Западной Европы не получили олимпийские лицензии в гребле. Где их можно взять? О, вот же белорусы есть, за их счет и возьмем! Занятно: письмо о нашем отстранении пришло ночью в выходные — прямо как весть о нападении фашистов в 41‑м. Если бы мы решили сразу подавать опровержение, то его даже не приняли бы до начала рабочей недели. И еще: список стран, кому достались «белорусские» места на играх, был сверстан моментально. Путевки ушли в Италию, Германию, Венгрию…

О перспективах даже на ближайшее будущее я сейчас предпочитаю не думать. Я уже хорошо знаю, как все планы могут рухнуть в один миг. Скажу просто: я хочу подольше побыть в спорте. И очень хочу, чтобы в моей карьере такого вот больше не было… Что ни говори, а пятно-то все равно осталось, и при случае кто-нибудь вспомнит: он, конечно, был оправдан, но все-таки… Хотя есть много примеров, как после разных историй с запрещенными препаратами у спортсменов получалось «перезагрузить» карьеру. Я вот на Играх очень переживал за нашего метателя молота Ивана Тихона.

«Будто и не было усталости»

— Изменила меня очень сильно эта история. Я больше скажу: тот человек, которым я был до прошлой весны, и тот, кто я есть теперь, — это вообще разные люди. Тяжело мне дался прошедший год: много проблем сразу навалилось — не только в спорте, но и в личной жизни… Дошло до того, что апатия какая-то накатила: каждую очередную плохую новость я встречал абсолютно без эмоций. Может быть, поэтому теперь я стал по-другому смотреть на проблемы, по-другому относиться к ним.

Сейчас у меня тренировочный сбор: «железо», плавание, кроссы — закладываю основу, базис на сезон. Настрой, что и говорить, совсем другой в сравнении с «периодом отлучения». Доктор сборной рассказал мне о том, что все закончилось, в пятницу посреди тренировки. Я к тому времени уже устал порядком, но после такой вести сел за гребной тренажер — и будто сил сразу прибавилось…

Андрей ЧИЖИК

Фото Виктора ШЕЙКИНА

23 января Спортивный арбитражный суд в швейцарской Лозанне отменил годичную дисквалификацию мужской сборной Беларуси по гребле на байдарках и каноэ, наложенную Международной федерацией каноэ из-за подозрений в нарушении антидопинговых правил. Вследствие этой дисквалификации команда не смогла принять участие в Олимпиаде в Рио. Еще раньше — 20 января — НОК Беларуси получил официальное уведомление от французского антидопингового агентства о том, что к четырем из пяти белорусских гребцов, которые подозревались в нарушении антидопинговых правил по итогам сборов во Франции в апреле 2016 года — Андрею и Александру Богдановичам, Александру Лепешко и Дмитрию Сильченко — претензий нет. В письме не значилась фамилия еще одного спортсмена — бобруйчанина Максима Петрова, у которого было незначительное превышение содержания мельдония в пробе. Но затем стало известно, что WADA сняло претензии и к нему.