Нину Уфлянд до сих пор помнят в Бобруйске. Одни – как первоклассного педиатра, вторые – как маму писателя Сола Шульмана. Мы решили рассказать об этой удивительной женщине подробнее в популярном ныне формате «топ интересных фактов».

 Итак:

Родилась не в Бобруйске

1920 г. Глуск. Семья Нины Уфлянд: в центре сидят родители, слева – Нина, ей 18 лет, справа – старшая сестра Геня, на полу – младшая сестра Соня. Братья стоят

Нина Уфлянд умерла еще в 1989 году, но, удивительное дело, я до сих пор слышу о ней от далеко не возрастных бобруйчан очень теплые слова. То есть время идет, а люди помнят или передают из поколения в поколение истории об одном из лучших педиатров города. С гордостью называя ее «землячкой». По большому счету так и есть. Внушительную часть жизни Нина Генриховна действительно отдала Бобруйску и маленьким бобруйчанам, но родилась она в 1902 году все-таки в Глуске. В обычной многодетной еврейской семье.

«Мы были не из бедных, выше среднего достатка, но жили весьма скромно, – возвращает нас в свое детство героиня материала*. – Дети часто болели, а в Глуске был тогда всего лишь один фельдшер. Он нас лечил и знал всю семью. Будучи шутником, он, встречая кого-нибудь из нас, любил говорить: «Привет, Гендель-Голда-Геня-Ганна!» – перечисляя имена моего отца, матери, старшей сестры и домработницы. Еще помню гогот гусей и шипение шкварок на сковородке. Специфическая еда была зимой: капустные борщи с гусятиной и пшенная каша со шкварками. Хлеб пекли сами, в каждом доме свой…»

До 13 лет девочка ходила в школу в Глуске, а потом, по настоянию отца, ее отправили в «дворянский» город Орел к дяде. Там она поступила в гимназию и там же застала Февральскую революцию. Октябрьская уже выпала на Бобруйск, где Нина продолжила обучение…

Любила «разбирать косточки» и боялась «чистки»

1940 г., Евпатория, Крым. Нина со старшей дочерью Бетти на отдыхе

То, что будет медиком, Нина Уфлянд знала всегда. Поэтому выбор, где получать высшее образование, перед ней не стоял. Поступила в Екатеринославский мединститут (ныне Днепропетровский) и училась в нем блестяще. В своей книге признавалась: «Любила сидеть в анатомическом театре и разбирать косточки. Мы так привыкли к анатомичке, что даже ели в ней рядом с трупами».

Самые большие переживания у студентов вызывали в то время вовсе не сессии, а так называемые «чистки». Из института выгоняли «несознательный и непролетарский элемент».

«У меня тогда тоже были волнения. Кто-то из комиссии сказал: вот говорят, что у ваших родителей многоквартирный дом с большой усадьбой. Я начала уверять, что дом у нас только на одну семью, а что касается огорода и сада, то ведь мы на них сами работаем, не нанимаем батраков. Одним словом – поверили. Правда, студенты меня еще до комиссии успокаивали, говорили, что меня не «вычистят», так как у меня уже вид готового доктора…»

Институт Нина Уфлянд все-таки окончила, несмотря на свою причастность к тому самому «непролетарскому элементу».

Прошла «школу жизни» в глубинке

Первое место работы – врачебный пункт в небольшом поселке Стрешин с прямо-таки аховыми условиями труда. «...Единственное, что нашлось в аптечном шкафу медпункта – много бутылок портвейна; силы больного поддерживали этим вином». Но в главном доктору Уфлянд тогда повезло – коллектив подобрался дружный и грамотный. Там она получила бесценный опыт.

После, в 1926 году, молодая врач открыла в Глуске первую в этих местах детскую консультацию. Вот один эпизод из того периода: «В 1928-1929 годах в Белоруссии было много случаев церебрального спинного менингита. Мать умоляет спасти ребенка. Она готова продать все, даже лошадь (понимаете, что это значило в то время для крестьянина!), чтобы оплатить расходы. Но как спасти?! Ведь почти не было препаратов, не было антибиотиков… Какова же была моя гордость, радость и удивление, когда мне удалось только пункцией (проколом) спины и сывороткой вывести ребенка из этого состояния, и он без осложнений выскочил из страшной для того времени болезни. И лошадь не пришлось продавать…»

Исходила Бобруйск и окрестности вдоль и поперек

Нина Генриховна с родственниками. Почти все они были врачами.

Бобруйск снова «нарисовался» в жизни Нины Генриховны в 1929 году – ее перевели заведующей и терапевтом в только что открывшуюся окружную амбулаторию. Следующим местом работы стал городской диспансер, где обслуживались дети до 14-15 лет, а также консультировались школы. Особенно непростыми были вызовы на дом. И не только в Бобруйск, но и за его пределы, так что педиатр объездила и обошла пешком чуть ли не всю Бобруйщину.

«Бывало, придешь зимой замерзшая, окоченевшая к пациенту в крестьянскую избу и лезешь, чтобы согреться, на теплую русскую печь. Сидишь на ней, поджав ноги, и оттуда ведешь просветительскую беседу с домочадцами, а они угощают тебя печеной картошкой в мундире. Вкусно!»

Крикливый малыш Солик спас свою мать

О самом жутком времени, военном, Нина Уфлянд вспоминала скупо: «С малолетними детьми – дочкой и сыном – я успела уйти из города (муж уже в армии был), а вот своих родителей-стариков вывести не смогла…»

1942 г., Бухара. Сотрудники детского санатория «Мохаса». В первом ряду, в очках – Нина Уфлянд

А вот ее сын Сол Шульман описывал этот же отъезд так: «Меня с сестрой в сопровождении тети Сони, которая ехала с нами, держа на руках полугодовалого сына Леню, мама решила отправить первым рейсом, а сама приехать следующим. Но тут я поднял такой ор, что маме ничего не оставалось, как залезть в автобус. Это и спасло нашу семью. Второго рейса, как вы догадываетесь, не было. По дороге мы еще заехали к нашим дедушке и бабушке, пытаясь уговорить их ехать с нами, но дед как великий мудрец сказал маме: «Нина, не устраивай гвалт. Воюют армии, а не старики. Немцы – цивилизованные люди, я с ними не раз встречался». Как нам потом рассказали, деда убили в первый день оккупации города. Сделано это было столь бесчеловечно, что сегодня в это трудно даже поверить. Дед шел по улице, опираясь на трость, когда его остановил какой-то подвыпивший немецкий солдат. «Иуде?» – спросил он у деда. Дед кивнул. Солдат поставил его к забору и застрелил. Просто так – без слов, шума и крика. Взял и застрелил. Это, повторяю, лишено здравого смысла, но, как нам рассказали, произошло именно так. Хоронить не разрешали, и труп несколько дней валялся на улице в пыли, а сошедшая с ума бабушка, шепча еврейские молитвы, день и ночь сидела над ним. А потом, когда разрешили похоронить, она еще месяц жила на кладбище на могиле деда, и сердобольные соседи носили ей еду. Увели ее с кладбища силой. А погибла она год спустя в гетто…»

Годы эвакуации в основном пришлись на Бухару. Думается, выжила семья за счет того, что Нина Генриховна была высококлассным врачом, и ее помощь требовалась очень многим. Какое-то время она даже возглавляла детский костно-туберкулезно-легочный санаторий «Мохаса», затем была переведена в спецлечебницу для детей высокопоставленных партработников.

Домой, в разрушенный Бобруйск, Нина Уфлянд с детьми вернулась в 1944 году.

Была реформатором в советской медицине

Доктор Уфлянд (в центре) с коллегами в больнице

Слава о потрясающем «волшебном» докторе из города на Березине тогда гремела. Нина Генриховна действительно делала невероятное! Она в хорошем смысле ломала систему, устраивала целые революции в медицине. Вот небольшой пример: «О том, что любовь – это великая сила, говорить не приходится. Но любовь – это еще и сильнейшее лекарство. И я горжусь, что именно у нас в больнице – впервые в стране – мною было введено новое правило: класть в стационар больного ребенка любого возраста вместе с его матерью. И это несмотря на тесноту, неустроенность и прочие сложности той жизни…»

Такое нововведение дало свои результаты: сроки выздоровления детей сократились примерно на четверть, настолько же сократилась смертность. Не меньшее значение, считала доктор Уфлянд, в медицине имеет и слово.

«Лежал у нас мальчик лет пяти. И вот захожу я как-то в палату и вижу – и мать, и мальчик плачут, а мальчик говорит: «Я буду лежать в земле, я тебя не увижу, я умру…». У меня аж сердце закололо. Оказывается, что дежурный врач в присутствии ребенка сказал матери, что у того тяжелая форма туберкулеза, что туберкулезные палочки по всему организму распространились, и что это неизлечимо. Мне пришлось разуверить мать, успокоить ребенка и начать усиленное лечение. У него оказалась сложная форма плеврита, но она поддавалась лечению. Короче говоря, сегодня этот парень уже сам отец…»

Владела гипнозом

Нину Уфлянд и по сей день вспоминают в Бобруйске как лучшего педиатра города

Пациентами Нины Уфлянд были дети как из глухих деревень, так и первых лиц государства. И ко всем она находила подход! Поговаривают, виртуозно владела гипнозом (спасибо школе легендарного профессора Платонова – ее учителя, который первым в истории медицины начал делать операции, вводя пациентов с больным сердцем, плохо переносящих наркоз, в пограничное с реальностью состояние).

«Мне не раз доводилось наблюдать, как, подойдя к плачущему ребенку, мама несколько секунд пристально смотрела на него, потом брала на руки, и он тут же успокаивался и засыпал, – вспоминал Сол Шульман. – Все удивлялись и спрашивали, как ей это удается, а она отмалчивалась. Говорить о «школе Платонова» было опасно…»

Была «свекровью» Татьяны Самойловой

С гражданской женой сына, известной актрисой Татьяной Самойловой

Пусть и не официально. Сол и Татьяна так и не поженились, хотя отношения, по воспоминаниям писателя, у них были добрые и сердечные. Актриса, конечно же, была знакома и с Ниной Генриховной, гостила у нее в Бобруйске (прочесть историю любви этой пары можно ЗДЕСЬ).

Была уволена с работы из-за «дела врачей»

Наша героиня обладала невероятной силой духа, стойко переносила удары судьбы. Один из самых болезненных – так называемое антисемитское «дело врачей», из-за которого Нину Уфлянд уволили с работы. Что показательно, она не обозлилась на окружающий мир, а впоследствии даже писала: «Я благодарна Богу за то, что Он наградил меня возможностью творить, что я не была сухим ремесленником. Для меня педиатрия была высоким искусством. Сколько интересных случаев прошло через меня, сколько спасенных жизней… это было счастьем…»

Счастьем не только для нее. И для тех маленьких пациентов, которым великий педиатр спасла жизнь. И даже на могиле Нины Уфлянд установлен памятник, где написано: «Низкий вам поклон, дорогой доктор, от всех детей, которых Вы вернули к жизни».

*В материале использованы цитаты и фотографии из книги Нины Уфлянд «Записки детского врача» и авторского блога Сола Шульмана.

Ольга МАКСИМОВА.