«Был на войне» — в моем случае это, наверное, слишком громко сказано, — сказал с порога участник Великой Отечественной войны полковник в отставке Иван Тимофеевич АНДРЕЕВ. — На войну я глядел то снизу вверх, то сверху вниз.
Настоящие герои — это те, кто с винтовкой шел в атаку. Только таких уже почти и не осталось…». Скромничает Иван Тимофеевич: его биография — точнее, та ее часть, которая совпала со Второй мировой войной — достаточно необычна. Впрочем, слова «обычный» и «война» вообще плохо уживаются рядом…
Очень денежная работа
— Хоть имя-фамилия-отчество у меня русские, я татарин. Родился в Татарской автономной республике, в селе Сосновка Белярского района. Теперь ни села такого нет — оно просто вымерло, ни района — он сейчас называется Аксубаевский.
По паспорту я родился в 1926 году. Но уже после войны узнал от двоюродной сестры, что на самом деле мой год рождения — 1924‑й. Почему вышел такой казус с паспортными данными — не знаю.
Детство провел в городе Краснокамске Пермской области. Когда началась война, мне 15 лет исполнилось. Собственно, тогда и детство кончилось — отец сказал: «Нечего сейчас в школу ходить, пора становиться мужчиной». И я пошел устраиваться на работу. Работы тогда хватало, было бы желание. Я устроился на ленинградскую фабрику «Гознак», которая как раз эвакуировалась к нам из Ленинграда. Да-да, ту самую, которая печатала деньги.
Нет, штабелей денег я не видел — доступ в печатный цех был, как несложно догадаться, по строжайшему контролю. А я работал стереотипером — участвовал в подготовке форм для печати. Работал, а затем ходил на занятия в вечернюю школу. Так продолжалось два года.
Враги, ставшие союзниками
— В 43‑м году всех мальчишек из нашего класса мобилизовали в армию. У меня были проблемы со зрением и кое-какой технический опыт — поэтому меня и направили в авиатехническую школу в Магнитогорск, учиться на авиамеханика. Учился до начала 1945 года, затем был направлен в часть — в 9‑й Гвардейский авиационный бомбардировочный корпус. Он дислоцировался в городах Калинин и Клин. Я поехал в Клин, это в Московской области.
Начались обычные будни обычного авиамеханика. Мое дело — обслуживать вылеты. Наш полк в основном действовал в небе над Финляндией. Эта страна хоть и вышла из войны по Московскому договору 19 сентября 1944 года, но на ее территории находились немецкие войска и шли боевые действия. Финны, которые из врагов превратились в наших союзников (в марте 45‑го они объявили Германии войну), не особо стремились эти союзнические обязанности выполнять. Приходилось им «помогать» по мере сил. Немцы отступили в Норвегию, где и капитулировали.
Каково это — летать в военном небе, я тогда не знал. С летным составом мы, механики, особо не общались — жили в казарме (она стояла напротив дома Чайковского), а летчики — по квартирам. Бравые парни, они раззнакомились с местными девчатами, многие переженились. Потом пришлось офицеру ехать со спецпоручением через весь Союз — забрать жен на Дальний Восток, на новое место дислокации. Впрочем, я немного вперед забежал…
Шел обычный день Победы
— Наш авиаполк перевели в статус военно-транспортной части, то есть перепрофилировали для других целей — выброски десанта. С самолетов убрали подвески для бомб, установили два дополнительных пулемета. Тогда я и стал не просто механиком, а механиком — бортовым стрелком. Теперь и мне тоже надо было участвовать в боевых вылетах — в хвосте самолета, за пулеметом ШКАС.
Вскоре после перевода в новый статус наша часть была переброшена далеко на восток — сначала под Читу, потом — в Монголию. Стало понятно: быть новой войне — с Японией…
Именно там я и встретил День Победы 9 мая. В части это был… едва ли не самый обычный день. Нет, мы, конечно, узнали о том, что Германия капитулировала: политруки сообщили, потом по радио услыхали, в газетах прочли. Но праздника — такого, чтобы ух — не было. Просто не до того было — наша война ведь еще не закончилась. Да и вообще — праздновать этот день со всеми атрибутами стали только к середине 60‑х…
Гейши, равняйсь!
— Еще до начала «большой войны» мы проводили «шпионские» рейсы — забрасывали в тыл японцам разведгруппы. Интересно, что разведчики эти были или китайцы, или корейцы. В Приморском крае много жило и тех, и других.
Затем началась уже массированная выброска десанта — в Мукден, Дальний и Порт-Артур. Знаменитый город-порт меня совсем не впечатлил: не город это вовсе, а небольшое местечко. Но очень важное в стратегическом плане.
Японская авиация нам особых хлопот не доставляла — они крепко завязли в противостоянии с американцами в Тихом океане, на два фронта сил уже не хватало. Но неправы те, кто считает, будто мы Японию одной левой победили. Японцы — хорошие вояки, приказ для них — умри, но выполни. Зато когда звучал приказ прекратить сопротивление, то… Мы садились в Дальнем, на японском военном аэродроме. Рядом с несколькими самолетами нас встречал весь тамошний личный состав. Стоят шеренгой, приветливо повторяют: «Длястуйте!». В строю вместе с солдатами — рота проституток. Они, оказывается, официально в штате числились. Сколько смеха и шуток у наших солдат было по этому поводу…
Будем знакомы, товарищ Ким Ир Сен!
— А еще мы там бывших земляков встретили. Приличная часть населения в Дальнем (по-китайски он назывался Далянь, а по-японски Дайрен) — белогвардейцы и, так сказать, сочувствующие. Как относились к ним? Да по-разному — по заслугам. Наши парни поймали там атамана Семенова, который сильно побуянил в Сибири и на Дальнем Востоке в гражданскую. Вот его «подвиги» ему припомнили – судили и через год повесили.
Несколько полетов мы совершили в Корею, в то время еще единую. Тогда я впервые и услышал имя Ким Ир Сена — будущего основателя и лидера КНДР, а на тот момент капитана РККА.
Еще один план, о котором говорилось пусть не в полный голос, но на полном серьезе, так и не был реализован. Мы готовились к высадке десанта в Японию. Но после того как американцы сбросили на Хиросиму и Нагасаки атомные бомбы, от реализации плана было решено отказаться…
Андрей ЧИЖИК
Фото Виктора ШЕЙКИНА и из архива Ивана АНДРЕЕВА
