Это было 45 лет назад. Операция «Дунай», или ввод войск Варшавского договора в Чехословакию в 1968 году, в разных источниках (в зависимости от избранной оценочной позиции), характеризуется сейчас по-разному. Спектр оценок широчайший — от «грубое вмешательство во внутренние дела суверенного государства» и даже «карательная акция против демократических свобод» до «конфликт низкой интенсивности» или «помощь братскому народу в борьбе с внутренними и внешними врагами». Мы не будем пытаться расставлять акценты — просто послушаем воспоминания о «загранкомандировке» 68-го двух бобруйчан.

Григорий Кириллович ГРИЩЕНКО:

— Моя биография до армии проста и коротка: родился в деревне Бортники Бобруйского района, учился в школе — вот, собственно, и все, достойное упоминания. В армию ушел в 1966 году. В 68-м проходил службу в составе группы советских войск в Германии — в 9-й танковой Бобруйско-Берлинской дивизии 1-й гвардейской танковой армии.

Еще в начале мая нашу часть «передвинули» из Дрездена к границе ГДР и ЧССР: мы расположились лагерем в лесном массиве. Причины передислокации нам не объясняли. Да, собственно, никто и не интересовался: приказ есть приказ. А в ночь на 21 августа нас подняли по тревоге…

В составе колонны мы пересекли границу и вошли на территорию Чехословакии. Следовали ночью и ранним утром, поэтому только в некоторых населенных пунктах на обочинах дорог нашу колонну встречали одинокие местные жители. Реакция? Никакой. Но немного позже нам понадобилась вода, и мы подъехали к ближайшей водонапорной башне. Возле нее стояли люди — спокойные, молчаливые, но путь к башне они преграждали однозначно. Мы замялись, не зная толком, что делать. Тогда ехавшие с нами в колонне парни из армии ГДР вышли вперед, один из них вскинул автомат и потряс им, имитируя стрельбу очередью. Люди разошлись в стороны… К слову: я заметил, что чехи и немцы, судя по всему, за что-то недолюбливали друг друга.

Мы расположились палаточным лагерем в лесу, неподалеку от города Пльзень. Потекла обычная армейская жизнь — разница, пожалуй, лишь в том, что строевой подготовки было меньше.

На политзанятиях нам не разбирали детально суть нашей миссии. В основном повторяли то, что сообщалось в советских газетах: партийные и государственные деятели Чехословацкой Социалистической Республики обратились к Советскому Союзу и другим союзным государствам с просьбой об оказании помощи и так далее. Но однажды добавили: если бы мы опоздали на несколько часов, то в Чехословакию вошли бы войска НАТО…

Нет, в увольнительные мы не ходили. Зато к нам местные жители — в основном молодежь из окрестных городков — приходили часто: по вечерам, когда в лагере кино крутили. Общались с ними, но в основном на общие темы. Правда, они рассказывали, что накануне ввода войск по стране ходили слухи: придут голодные и дикие русские — начнут грабить и насиловать. Откуда эти слухи появлялись — никто пояснить не мог… А так — никакой вражды или даже напряженности я лично не наблюдал. Да и не было ее. О чем говорить: нам ведь даже боеприпасы не выдавали…

В Чехословакии мы пробыли до 2 ноября, затем вернулись обратно в ГДР, в Дрезден, на «зимние квартиры». Словно в санатории побывали: свежий воздух, усиленное питание… Помню еще, когда возвращались в ГДР, нас встречали так, словно мы с какой-то войны с победой вернулись: цветы дарили, мужчины украдкой подносили емкости со шнапсом.

Вообще в этой истории мне до сих пор многое непонятно — что тогда в ЧССР происходило, почему, зачем понадобилось наши войска туда отправлять. Вопросов гораздо больше, чем ответов…

Юрий Степанович
САВИН:

— Я родом из деревни Новая Горьковской области. В армию ушел в 1943 году, был механиком-водителем танка. В 1944-м был направлен в танковую часть 1-й армии Войска Польского. Не удивляйтесь: многие экипажи части были интернациональными, как наш — двое русских и двое поляков… Закончил войну на берегу Балтийского моря, после завершения Восточно-Померанской операции. После войны решил продолжить службу в армии, поэтому и оказался в Бобруйске, где дислоцировались части 5-й гвардейской танковой армии.

Я был направлен в Чехословакию в 1968-м для организации работы учебного центра. Это было спустя полтора-два месяца после ввода наших войск. Обосновались мы в небольшом городке в Словакии, названия которого я, пожалуй, уже и не вспомню. Занимались обеспечением боевой подготовки на танкодроме — для наших частей и танкистов чехословацкой армии.

По долгу службы с чешскими офицерами и солдатами я общался постоянно. Отношения были совершенно нормальными — обычное сотрудничество военных двух дружественных стран. У меня даже настоящий друг появился — подполковник Юркемек.

Ребята, которые прибыли в ЧССР раньше меня, рассказывали, что поначалу в частях действовало правило: не покидать расположение в одиночку… Но через два месяца после ввода войск мы ходили в город часто и без какой-то опаски. Единственная негативная реакция — кое-кто мог «оккупанцем» обозвать. Нам политработники рекомендовали на эти вещи не обращать внимания. А затем вроде как вышел указ за подписью президента Свободы, грозивший за такие словечки едва ли не тюрьмой. Тогда, если кто из чехов буркнет под нос про «оккупанца», в ответ спрашивали у него: «Кто тут оккупанец? Я?». Тот сразу на попятную — молчу, мол, все хорошо… Я вот тогда подумал: если бы действительно они к нам как к врагам относились, то никакой указ бы их не сдержал. Хотя — может, я по себе сужу… А в целом — нормально все было. Вот случай помню. Нам для изготовления мишеней для танковых стрельб ткань была нужна. Мне сказали: тут недалеко фабрика, съезди, попроси. Приехал. Проводили меня в кабинет директора, я на «своем» словацком начал излагать просьбу, но директор меня быстро прервал. Показал рукой — садись, мол, — а затем достал из шкафчика бутылку. Выпили мы по сто грамм, я опять «к делу», а он молча наливает еще по полстакана. Выпили еще. Директор объясняет: все, до свидания, у меня тут дел много. Ну, дела так дела… Вышел я из здания — а во дворе уже стоит полная машина с отрезами тканей…

В Чехословакии я пробыл ровно год, затем вновь вернулся в Бобруйск. Остались лишь хорошие воспоминания: страна красивая, люди хорошие — воспитанные, трудолюбивые. А еще — очень интересно сейчас было бы с моим другом Юркемеком встретиться, поговорить. Жаль, что при расставании адресами не обменялись…

Беседовал Андрей ЧИЖИК