Наталья Степановна родилась в Бобруйске в 1960 году и прожила в нашем городе до 1975-го. Ее воспоминания посвящены жителям первых домов микрорайона на улице Интернациональной.
Первую часть читайте здесь.
Игры в домино каждый вечер
Рядом с «леспромхозовским» домом №64 на улице Интернациональной были «тряпхимовский» и «винзаводский» – они образовывали букву «П», внутри которой помимо клумб и гаражей было два стола, за которыми днем играли в домино дети, а вечером – их отцы. По диагонали двора была протоптанная дорожка – по ней из школы домой в теплое время года частенько проходила «классная» Жени, учительница географии Алла Александровна – очень импозантная красивая женщина в элегантно-роскошных белоснежных блузах и малиновых трикотажных костюмах.
Для бабушек во дворе Степан изготовил лавочки, на которых постоянно сидящие бабули как-то озадачили Наташу «сложным» вопросом: чью бабушку ты больше любишь: папину или мамину? Чуть позже во дворе построили детский сад, куда Наташа с подружками ходила смотреть, как в больших построенных из дерева манежах выносили на прогулку малышей до одного года. В те времена декретный отпуск был всего лишь 56 дней, а потом – вперед, достраивать коммунизм.
В «винзаводском» доме на первом этаже жила семья Сергеевых, в семье было два сына, отец, военнослужащий, постоянно ходил на работу в военном плаще – похоже, в плащ-палатке. В Бобруйске было много военных – гуляли семьями, девочки-школьницы с детства различали звания по звездочкам на погонах.
Рядом в другом доме жила семья Джумаевых: мама – украинка и ее красавец муж грузин, у них был сын Анатолий, закадычный Женин друг.
Купил ковер и повесил на стену
Свою квартиру на Интернациональной Степан и Соня обихаживали с любовью. Степан смастерил полочки в туалете, на кухне, впоследствии перетянул пол, чтобы не скрипел. Перетянул матрацы на кроватях – Наташиной и бабушкиной – и они стали такими полукруглыми, натянутыми. Степан любил создавать удобства для дома – полки, вешалки, но во время работы к нему не подходи – был очень напряжен, нервничал, когда его отвлекали.
Дверные проемы в квартире украшали тяжелые гобеленовые шторы с бахромой. Везде лежали ковровые дорожки, потом в ОРСе Степан купил ковер, который повесили по тогдашней моде на стену.
Но самая большая страсть всей его жизни были книги! Его интересы были разнообразны: как развести шиншиллу (у матери позже он развел нутрий), как построить дом своими руками (построил за жизнь четыре дома: теще, матери, дачи двум детям, выбирал проект и руководил стройкой дома для работников объединения «Могилевлес» в могилевской Казимировке), как сделать радиоприемник, производство вина, разведение пчел… Отдельно стояла художественная литература времен СССР в пору ее тотального дефицита. А Наташа под руководством мамы Сони сделали почти преступление – они выбрали лучшие художественные книги и сдали их в «Букинист»! Вот что значит не всегда понимать близкого человека…
Наташа в своем детстве с радостью посещала вновь построенные магазины с огромными витринами из стекла, с новыми прилавками. Они жили в новом микрорайоне, и с каждым годом он становился все более благоустроенным. Девочка хорошо запомнила, как школьницей сама покупала игрушки к Новому году в большом магазине «ташкентского дома» (в этом доме получили жилье семьи, пострадавшие от разрушительного землетрясения в Средней Азии): Снегурочку на санях из окрашенной ваты, покрытой глазурью, стеклянные припорошенные снегом шишки. Наташе больше нравились тематические игрушки, чем просто шары.
В ту пору еще не было искусственных елок, и Степан с коллегами брали на работе грузовик, ехали в лес за елками: привозили их высотой до потолка. В подъезде на лестнице елка обрубалась до нужного размера и ставилась в опору – деревянный крест. Если елку привозили заранее, то ее держали на балконе, чтоб не обсыпалась в тепле, а наряжали уже ближе к Новому году.
На Новый год обязательно на работе родителям раздавали приглашения на детские елки, которые организовывали разные организации. Самая лучшая елка и самые вкусные подарки в красивых упаковках были в клубе «Промкооперации». А самые волшебные елочные игрушки Наташа запомнила у девочки-соседки, тоже Наташки: немецкие игрушки, присланные родственниками из Германии. Ведь во времена железного занавеса никто не знал (да и не хотел знать), как доходили посылки «оттуда». Меньше знаешь – лучше спишь.
Это были стеклянные дудочки, которые дудели, колокольчики, которые звенели, и все это сине-золотистого сказочного цвета. Позже Наташа узнала, что бабушка этой девочки была из поволжских немцев. И только в 90-е годы некоторые члены их семьи смогут уехать в Германию как репатрианты, но это будет почти через 20 лет…
«Классики» на новом асфальте
Наташе с Женей повезло: с ними жила бабушка Ева, поэтому проблемы одиноко болтающихся после школы детей с ключами на шее не было. Соня пошла на работу, когда Наташе было четыре месяца. Бабушка работала сторожем в леспромхозе, поэтому спала днем в выходные и вечером, но очень громко храпела. Папа всегда оберегал ее сон: «Тише! Бабушка спит». Наташа помнит, как приятно было прийти из школы усталой, а тебя уже в тарелке ждет теплый обед, вымытый пол с дорожкой, постеленной сразу на мокрый пол – для ровности лежания. По этой дорожке Наташа любила ходить в маминых остроносых белых туфлях на высоких шпильках. Потом сидеть у туалетного зеркального столика – трюмо (который потом, уже в Могилеве, прижился на даче ) и перебирать бутылочки с духами: «Ландыш серебристый», «Красная Москва», «Быть может»; баночки и тюбики с кремом «Люкс», «Nivea». Синие баночки из-под «Nivea» или из-под ваксы хорошо использовались как «поливки» – так почему-то их называли – для игры в «классики». Это была любимая игра, особенно на новом асфальте, который меняли на Интернациональной почти каждую весну.
Бабушка готовила пресную (как сейчас бы сказали) органическую еду: делала маленькие клецки из картошки, подогревала их на сковороде и поливала сметаной.
Бабушка в детстве частенько сажала Наташу на стол у окна и говорила: «Будем пазiраць». И они «пазiрали» в окно, такое случалось нередко: Наташа часто болела, не ходила на улицу. Под Новый год они рисовали и вырезали из бумаги снеговиков с большими разноцветными пуговицами. Бабушка была неграмотна и с помощью Наташи тренировалась четко подписываться: Ева Булова.
Потом появились лампы дневного света, считалось, что они экономнее. Степан провел их во все комнаты квартиры, и даже в кухню – он очень любил научно-прогрессивный подход к хозяйствованию – и внедрял его широко.
На Интернациональной тоже поставили столбы с такими лампами: Наташа очень любила смотреть на падающие снежинки в потоке необычного белого света.
Никто не хотел переходить в 1 «Д»
Женя ходил в школу возле ж/д вокзала станции «Бобруйск». Пятилетняя Наташа с мамой ходили туда мыть окна с первой учительницей Жени – Любовью Михайловной, интеллигентной женщиной, которая делилась с мамой о болезни сердца у ее сына. Школа была старая, но уютная. Вешалки для одежды были в классах, парты – с наклоном, из натурального дерева, окрашены в зеленый цвет, на них были углубления под ручки и чернильницы. В шестой класс Женя пошел в новую школу №19, это было уже совсем рядом с домом. Как-то к нам прибежали две его одноклассницы и пожаловались, что Женя забрал у одной из них шапку – так Наташа впервые познакомилась с этаким заигрыванием подростков.
Наташа пошла в первый класс в 1967 году в ту же новую трехэтажную блочную школу №19, там были парты и деревянные, и уже покрытые пластиком. В 1 «А» класс набилось 46 человек – все записались к Римме Семеновне Куксиной, по рекомендации учительницы математики, нашей соседки Мядёлко Таисии Ильиничны. Мест в классе было всего 40. Когда называли шесть фамилий тех, кто должен был пойти в класс к Нине Ароновне, дети замерли – никто не хотел переходить в 1 «Д».
Римма Семеновна всегда по особому тепло относилась к Наташе, обнимала ее даже при встрече на улице, передавала через нее планы уроков, когда болела она или ее дети. Сын Риммы Семеновны Алик учился в параллельном 1 «Б», приходил к маме на перемене – такой румяный, кареглазый улыбчивый весельчак. Правда, учился не очень. Когда наступило время пятого класса, Алика перевели в «А», посадили с Наташей, которую Римма Семеновна попросила помогать ему на контрольных.
А в первых классах произошла забавная история с сосиской, которую Наташа, очень их любившая, всегда брала в школу на перекус. Алик как раз забежал на перемене к маме и посмеялся над сосиской (дети тогда брали с собой в основном только печенье, яблоки). Наташа на завтра отказалась от сосиски, до горючих слез не хотела ее брать, страшно переживала, но мама стояла на своем. В результате опоздали в школу. Мама пожаловалась Римме Семеновне. Так вот Алик на следующий день (наверное, в знак солидарности с Наташей) пришел в класс с сосиской, которую демонстративно съел при всех. Наташа надолго запомнила эту историю и насилие над собой… Ей было очень стыдно и обидно…
1967-й – это был год 50-летия Октябрьской революции, везде висели кумачи: «50 лет Октября», портреты Ленина, К. Маркса, Ф. Энгельса. Это был расцвет красного цвета. Везде. Тогда казалось – много красного это очень красиво. Маленькая Наташа запомнила эти годы как годы созидания: через дорогу от дома построили в одном здании парикмахерскую, книжный магазин, ателье. Пока парикмахерская не заработала – вечерами из окна спальни были видны сушуары для сушки волос, похожие на сидящих с прическами женщин. В книжном магазине Наташа, идя из школы домой, покупала открытки с цветами – почти каждый день появлялись в магазине 1-2 новых цветка. Рядом, в соседней пятиэтажке, на весь первый этаж открыли магазин самообслуживания с первыми кассовыми аппаратами вместо счетов – ходи по магазину, выбирай, что хочешь сам, без продавцов – свобода.
Посуду от алкоголя девочки сдавать стеснялись
Этот новый продовольственный магазин был раем для детей. 10 копеек хватало на яблочный или томатный сок, 8 копеек – на еще тепленькую булочку с повидлом, обсыпанную сахарной пудрой. Деньги можно было заработать – в семьях такая помощь приветствовалась – сдать пустые бутылки от молока (15 коп.), газировки (12 коп.), подсолнечного масла (20 коп.). Стоимость бутылки почти равнялась стоимости содержимого, поэтому тару не выбрасывали, все шло в пункты приема, которых было много. От алкоголя посуду девочки сдавать стеснялись.
Это было время, когда казалось, что впереди – только радость, улучшающаяся жизнь, и действительно – коммунизм.
Свой первый вечер (вместо утренников) в школе Наташе понравился не очень. У подруг были новые неотрезные платья, как у взрослых. Наташе мама пришила на казавшееся детским малиновое в складку платье манжеты и воротник из красивой японской ткани: белый капрон в черный бархатный горох. Приглашать на танец девочек приличные домашние мальчики в 15 лет стеснялись, поэтому активность проявил лишь здоровый старшеклассник – двоечник и хулиган. Так и осталось в памяти: платье – детское, кавалер – бандит.
В Бобруйске в детском парке были танцы для школьников на танцплощадке. Наташа успела туда походить весной в восьмом классе в модной трикотажной кофте с синими и красными поперечными полосками и со шнуровкой у горловины – это был тогдашний писк, а «достал» ее мамин двоюродный брат Миша, работавший водителем в «Бытслугах».
Дом, в котором жила семья Степана Буловы, был «леспромхозовский», в нем получили квартиры его одногруппники с семьями. Позже все, кто переезжал на новое местожительство, говорили: «Такого дома, как на Интернациональной, нет нигде». Речь шла о тесном дружеском, эмоциональном общении жильцов. А может, это была еще эйфория этакой всеобщей дружбы 60-х, свойственная тогдашним представителям разных сфер деятельности.
И это общение было искренним до тех пор, пока не появилось расслоение друзей в результате карьерного роста и роста благосостояния. После окончания института все были равны по материальному достатку: одновременно покупали сервант «Новинка», пианино «Октава» или «Беларусь» детям, потом меняли сервант на бобруйскую стенку, пальто на ватине сменялось на пальто с норкой, на мутоновую шубу. Сервант «Новинка» был невысокий, с зеркальной внутренней стенкой, где стоял праздничный сине-золотой набор для вина: большая рыба и шесть маленьких (потом Соня отдала его для подарка свекрови сестре Тамаре, когда та собиралась замуж). Когда сервант заменили на стенку, он был передан скупщику для продажи на базаре, и Соня с дочерью Натальей в день продажи стеснялись подойти, узнать, как идет торг – в результате получили 1/10 от суммы – бизнес тогда был равен спекуляции, зарождающаяся советская интеллигенция денег делать не умела.
Эти бытовые равенства давали возможность дружно встречать все праздники тех лет.
Так выглядит сейчас наш двор на Интернациональной:
Продолжение – в следующую пятницу, 8 марта.
Сергей САМСОНОВ. Фото из альбома Натальи Степановны. «ВБ»
